Увы, Шолом-Алейхема вновь ждало разочарование. Редакторской работой Дермана он остался недоволен, считая, что тот пропустил «невероятные жаргонизмы и нерусские обороты речи», и подозревая: «Вероятно, просмотр был слишком торопливый»[934]
. Оскорбленный Дерман ответил возмущенным письмом. Последовал обмен взаимными упреками, завершившийся полным разрывом отношений.Собрание сочинений Шолом-Алейхема в переводах Пинуса составило в конце концов восемь томов, которые увидели свет в течение 1910–1913 годов. Для прочих издательских проектов на русском языке еврейский писатель предпочел пользоваться услугами уже других переводчиков. В переписке с отставленным студентом-медиком он «дипломатично» объяснил свое решение чисто коммерческими обстоятельствами: якобы его категорически не устраивало кабальное соглашение между Пинусом и «Современными проблемами», согласно которому все права на тексты переходили в собственность издательства[935]
. На деле, вероятно, далеко не последнюю роль сыграло и недовольство качеством переводов.Так или иначе, осенью 1911-го для подготовки русской версии романа «Блуждающие звезды», намеченного к публикации в «толстом» петербургском журнале «Современник», был приглашен молодой прозаик и эсеровский активист Андрей Соболь, приговоренный в России к каторге за революционную деятельность, но бежавший из «мест отбытия наказания» и живший в Италии. Инициатором приглашения явился фактический редактор журнала, видный писатель и литературный критик Александр Амфитеатров. Под влиянием столь авторитетной рекомендации Шолом-Алейхем явно рассчитывал наконец-то обрести в лице Соболя своего «настоящего переводчика», хотя и — редкий случай! — не выражал чрезмерных восторгов в письме Амфитеатрову:
Получил рукопись «Блуждающих звезд» с переводом Андрея Нежданова (псевдоним Соболя. —
«Блуждающие звезды» из номера в номер печатались в «Современнике» весь 1912 год. На протяжении того же года Шолом-Алейхем работал над новым своим романом —
С весны 1912-го жил Шолом-Алейхем в Швейцарии. Круг его общения составляли преимущественно эмигранты из России. В этой среде он и нашел переводчика для «Кровавой шутки». Свой выбор он остановил на Сарре Равич, по поручению РСДРП заведовавшей (вместе с мужем, Вячеславом Карпинским) русской общественной библиотекой в Женеве.
Сотрудничество с новой переводчицей начиналось с характерных восторгов Шолом-Алейхема, о которых мы узнаём из записки, направленной Сарре Равич их общим знакомым:
Вчера был у Ш.-А. Он страшно благодарил меня за то, что я свел его с Вами, очень Вами доволен и говорит, что Вы будете его лучшей переводчицей[938]
.Без быстрого разочарования не обошлось, разумеется, и на сей раз.
Сарра Равич, мало кому известная политэмигрантка из России, в январе 1908 года неожиданно привлекла к себе внимание европейской прессы. Она была задержана полицией при попытке разменять пятисотрублевую купюру в одном из мюнхенских банков. Номер купюры значился в перечне банкнот, похищенных летом 1907-го в ходе так называемой Тифлисской экспроприации — нашумевшего нападения группы большевистских боевиков во главе с Камо на фаэтон казначейства при перевозке денег в центре Тифлиса.
Захваченные боевиками средства, значительную часть которых составляли крупные банкноты по пятьсот рублей, поступили в распоряжение большевистской фракции РСДРП, рассматривавшей «эксы» как вполне допустимую форму революционной борьбы и важнейший способ пополнения партийной кассы. Рассчитывая, что номера «экспроприированных» купюр не переданы за границу, «финансисты» из ленинского окружения разработали план одновременного размена пятисотрублевок в банках разных городов Европы. Для осуществления этого плана они «мобилизовали», по формулировке историка Бориса Николаевского, большевистскую молодежь, в том числе и Равич. Расчет, однако, не оправдался, и операция по размену полностью провалилась. Вся «мобилизованная молодежь», а также и некоторые опытные партийцы оказались за решеткой[939]
.