Архив Корсакова: Дебют

– Во-первых, он собрал круг из семи приближенных и закрылся на ночь в стоящем пустым особняке своей дочери на Большой Морской – дом, как и все её средства, отошли к нему, до достижения внучкой совершеннолетия. Круг гостей был… Своеобразным. Во-вторых, некто осквернил склеп его дочери на Волковском кладбище. Останки несчастной пропали. Правда, узнали мы об этом несколько позже. Зато, тем же вечером, мои офицеры, дежурившие у черного входа, сообщили, что некие непрезентабельные личности доставили в особняк предмет, завернутый, как им показалось, – полковник выдержал паузу. – в саван.

Корсакову почудилось, что волоски на затылке готовы встать дыбом, наэлектризованные внезапно охватившим его порывом ужаса.

– Но интересно даже не это. Как вы уже поняли, все выходы находились под полным нашим наблюдением, но весь следующий день из дома никто не выходил. Войти пытались трое сотрудников МВД, лично преданных сами знаете кому. Но мы их задержали и продолжили наблюдение. Сегодня утром я отдал приказ проверить особняк. Внутри было пусто. Восемь людей, вошедших в него, включая нашего знакомца, словно исчезли с лица земли. Владимир Николаевич, я вызвал вас потому, что мне чертовски интересно, куда они могли подеваться…

III

За две недели до ритуала, Санкт-Петербург, дом тайного советника Назарова.

Нотариус оторвал взгляд от прочитанного документа и, не в силах побороть удивление, воззрился на хозяина кабинета.

– Если вы позволите себе замечание о здравом уме и твердой памяти, я прикажу вышвырнуть вас отсюда, и предприму все от меня зависящее, чтобы лишить вас права практиковать не только в столицах, но и во всех крупных городах империи, – товарищ министра Назаров даже не потрудился повысить голос. Обещание было высказано буднично, однако у нотариуса не осталось сомнений, что угрозу приведут в силу без малейших раздумий.

С точки зрения Свода законов, все приличия соблюдались. Обыкновенно, заявитель присутствовал бы в конторе нотариуса, однако ввиду статуса Назарова юрист почел за лучшее прибыть к нему домой, вместе с экземпляром актовой книги. Помимо них, в кабинете находилась необходимая тройка свидетелей – все, как на подбор, мрачные, молчаливые и вызывающе серые. Доверенные лица, подчиненные Назарова. Еще один мужчина, с длинными сальными волосами и крючковатым носом, расположился в темном углу за спиной гостя.

– Что вы, у меня и в мыслях не было усомниться! – пробормотал нотариус. – Позвольте лишь еще раз уточнить – в своем завещании, вы хотите разделить все наличные и имущество на две равных части. Одна из них достанется вашей внучке Екатерине. Обязанность по распоряжению данными капиталами до достижения ей совершеннолетия, а также вторая часть наследства полагается…

– Лицу, указанному в завещании, – закончил за него Назаров. «Безумен! Он положительно безумен!», подумал нотариус. Но как это доказать? И, главное, стоит ли рисковать ради этого своей карьерой?

– Да-да, конечно, простите меня. Профессиональное, знаете ли. Во всем хочу быть уверен.

Он вздрогнул, когда за спиной раздался сухой смешок. Обернувшись, нотариус заметил, как недвижимый господин с длинными волосами смерил его презрительным взглядом.

– Конечно, – милостиво кивнул товарищ министра, не обращая внимания на веселье неизвестного гостя. – И теперь, когда вы во всем уверены, в присутствии троих свидетелей вы внесете данный текст в актовую книгу, я заверю его своей подписью, и получу на руки выписку, которая и достанется означенному лицу. Я ничего не упустил?

– Эээ… – глазки нотариуса перебегали с хозяина кабинета на черновик завещания, и обратно. Либо он сейчас заявляет, что не может удостоверить подобное сумасбродство, либо… – Вы ничего не упустили, Ваше Высокопревосходительство. Мне потребуется буквально несколько минут.

«Безумен», думал нотариус, внося текст в актовую книгу под тяжелым неотрывным взглядом Назарова, «он положительно безумен!»

IV

19 октября 1880 года, Санкт-Петербург, Адмиралтейский проспект.

Перед входом в управление градоначальства и полиции на углу Адмиралтейского и Гороховой улицы Корсакова уже ждал экипаж. Молодой жандармский поручик распахнул перед ним дверь.

– Если возможно, заедем сначала ко мне. Нужно собрать кое-какие вещи, – попросил Владимир.

–Как скажете, – кивнул поручик. Экипаж тронулся. Погода стояла неприятно-осенняя – промозглый холод и дождь. Мойка и выстроившиеся вдоль неё дома из-за туч приобрели неприятный мышиный оттенок. Владимир отвернулся от окна и с любопытством воззрился на соседа по экипажу.

– А у вас-то имя есть? – поинтересовался он. У офицера было добродушное, открытое лицо, голубые глаза и обязательные усы – такое ощущение, что без них в жандармы просто не брали. Светлые волосы зализаны назад. Форма, несмотря на непогоду, каким-то чудом (или, что вероятнее, невероятными усилиями) оставалась безукоризненно чистой.