Я открыл рюкзак и выложил несколько вещей, чтобы они составляли мне компанию. Я достал бинокль, швейцарский армейский нож и карту Континентальной водораздельной тропы, и стукнул по ней кулаком, и плюнул на нее, еще бы, ведь я по ней пошел и чего, спрашивается, добился? Что мы с тобой разлучились, вот чего, и таким дураком себя чувствовал, как будто сам по своей воле полез в западню и наплевал, что меня же предупреждали. Я засунул все вещи обратно в рюкзак. Что толку от них, зачем им лежать рядом со мной, все равно они мне не компания. С крыши вагона небо казалось совсем черным. На нем появились несколько звезд. Мне опять и опять вспоминалась песня об астронавтах, только теперь слова, что звезды выглядят странно, звучали как проклятие, которым нас с тобой прокляло небо.
Потерянные
Где ты, Мемфис? Поняла ты, что мы потерялись? Когда я в первый раз понял, что мы потерялись, то подумал, пускай даже ма с па никогда нас не найдут, мы хотя бы с тобой останемся вместе, и это по-всякому лучше, чем если мы никогда больше не станем одной семьей. Вот почему, пока мы с тобой все больше и больше терялись, я ни чуточки не боялся. Я даже считал за счастье потеряться. А теперь я потерял тебя, и все остальное уже не имело значения. Теперь мне даже хотелось, чтобы нас нашли. Но сначала я должен был найти тебя.
Только где же ты? Вдруг ты напугана? Вдруг поранилась?
Вообще-то ты была сильная и мощная, как река Миссисипи, которую мы видели в Мемфисе. Это я знал наверняка. Из-за этого ты и имя себе такое заслужила. Ты помнишь, как заслужила себе свое имя? Мы были в Грейсленде, в Мемфисе, штат Теннесси, в гостинице, там еще был бассейн в форме рациональной гитары, ну, типа гитары в песне «Грейсленд», ее еще ма с па громко распевали, слова-то они наизусть знали, даже пускай в ноты не попадали. Так вот, мы все лежали по постелям в той гостинице и уже потушили свет, и па давай нам рассказывать, как апачи заслуживали себе свои имена. Сказал, что дети получали имена, только когда немного взрослели и должны были сами заслужить себе имя, и имена давались им, типа, как подарок. Имена не составляли секрета, однако не позволялось, чтобы всякий встречный-поперечный не из семьи за просто так трепал их, потому что имя требовало к себе уважения, потому что было как душа человека, но также определяло его судьбу, так говорил па. Меня он назвал Быстрое Перо, и мне сразу понравилось, потому что имя звучало похоже на орла, а с другой стороны, на стрелу, а я очень любил две эти очень быстрые штуки, орлов и стрелы. Зато папе его имя дал я. Я считаю, что оно самое лучшее из имен, потому что основано на реальном человеке. Имя было Папа Кочис, и он его заслужил, потому что был единственный, кто знал о настоящих апачах, и знал о них много историй, и рассказывал нам, стоило только его попросить и даже когда мы не просили. А маму он назвал Счастливая Стрела, и я подумал, что ей оно здорово подходит, она и сама не возражала, так что, думаю, ей тоже так казалось.
Теперь ты. Ты, которая хотела взять себе имя или Гитара Плавательный Бассейн, но мы не позволили тебе такого имени, или Грейс Лендмемфис Теннесси, как пелось в песне. В итоге ты выбрала Мемфис, и вот поэтому ты сейчас зовешься Мемфис. Потом ма тебе еще сказала, что Мемфис когда-то был столицей Древнего Египта, что это был прекрасный и могущественный город на реке Нил, его покровителем был бог Пта, который сотворил весь мир просто силой своей мысли или воображения.
Но где, черт возьми, ты сейчас, Мемфис?
Вот что ты должна знать о себе. Во время долгих переездов ты всегда запросто засыпала. Я закрывал глаза и тоже прикидывался, что сплю, и думал, что, если буду прикидываться долго, тоже смогу заснуть. То же самое ночью, неважно, где мы и как мы, ты зарывалась головой в подушку, засовывала в рот большой палец и как нечего делать засыпала. Зато я, как ни старался, б
Я никогда не мог засыпать еще с тех пор, как был очень маленький. Мама что только не перепробовала. Она научила меня воображать мое нутро. Говорила, к примеру, чтобы я представлял себе, как бьется мое сердце в темной внутренности моего тела. Или чтобы я представил себе туннель, весь темный, но что на том его конце я вижу свет, и чтобы я при этом воображал, как мои руки медленно превращаются в крылья и из кожи отрастают крохотные перышки, а глазами все время смотреть в туннель, и как только я его достигну, то засну и тогда смогу перелететь его насквозь и вылететь с другой стороны. Мама показала мне все эти приемы, и даже в самые худшие ночи я, когда проделывал их какое-то время, все-таки засыпал.