Их провожатый все несся за поездом – на бегу думая про себя «Будь всегда готов», улавливая задворками сознания далекие отзвуки трубящего поутру горна, говоря себе: «Я всегда вскакивал первым, я всегда еще до света был на ногах, сволочи вы поганые», зная про себя, что не умеет ни прочитать, ни написать слова «горн», «трубит» или «побудка», зато его конек догонять поезда, в этом он не знает себе равных. И преодолевая во весь опор последние шаги до кабуза, их провожатый клялся себе, что, как только окажется на крыше гондолы, найдет этого умника, мальчишку номер семь, этого хренова читальщика слов, паскуду такую. И – о-о-о! – как неспешно он будет расправляться с ним, сначала с его разумом, потом с его телом. Он выдавит из его рта все эти умные слова, затем отрежет язык; он заставит его маленькие вострые глазки вдоволь насмотреться ужасов, а потом вышибет их из глазниц; он голыми руками перемесит все его хрупкие косточки, он так разукрасит его смазливое личико, что мать родная не узнает. Наконец, подбежавши уже достаточно близко, их провожатый уцепился за металлический поручень и вбросил себя на подножку, а поезд тем временем рассекал бросовые пустоши, держа путь к северным пустыням.
Я зарылся лицом в скрещенные руки и закрыл глаза. Следующую элегию я читать не захотел и не стал. Мне было слишком страшно читать дальше, так я боялся, что этот их провожатый найдет седьмого мальчика и накажет его. Что он с ним сделает? Я подумал про себя, что бы сам сделал на месте того мальчика и как мне, если бы я был он, избежать расправы. Я строил планы побега, придумывал выходы, например спрыгнуть с поезда или притвориться мертвым, чтобы этот их провожатый не смог второй раз убить меня. Пока, как я думаю, не заснул, и все то же самое мне стало сниться во сне.
Точно знаю, что это были сны, потому что у меня во рту была трубка, а я, конечно же, не курю, даже если раньше подумывал об этом. В общем, у меня была трубка, а ты, Мемфис, спала рядышком со мной и сосала свой большой палец. У меня не было ни зажигалки, ни спичек, поэтому я по-настоящему не курил, даже во сне и то не курил. Я только хотел закурить. Не очень-то это было похоже на сон, скорее, на мысль или чувство, и оно преследовало меня и искало выхода, но так и оставалось безвыходным. В том сне я только и думал, где бы раздобыть спички или зажигалку. У па с ма всегда было под рукой то или другое: у па – в кармане, у ма – в ее сумке. И я во сне стал шарить по своим карманам, но нашел там только камушки, монетки, резинку, какие-то крошки, а спичек не было. Тогда я стал искать у себя в рюкзаке, но там не оказалось никаких моих вещей, а только «Книга без картинок». В реальной жизни ты всегда смеялась, когда мы ее тебе читали. И когда я, все еще во сне, начал читать ее тебе, ты стала хохотать, да так громко, что я проснулся от этого сна.
Первое, что я подумал, когда проснулся, что всего этого не было. Я поднял голову посмотреть на неоновую вывеску «Мэверик рум», но ее тоже не было. Рассветало. В следующий момент я сообразил, что вагон поезда, на котором я читал и время от времени дремал, хотя старался не заснуть, движется. Я почувствовал, что мне в лицо дует ветер, и кровь у меня прилила к щекам, а в животе образовалась пустота. Меня охватил ужас.
Но я заставил себя собраться с мыслями. Заставил себя снова думать. Включить воображение. Вспоминать. Промотать назад этот поезд, который сейчас шел на полном ходу, прокрутить его у меня в голове и понять, что происходит. Я достал из рюкзака компас, и его стрелка показала, что поезд идет на запад, как раз в нужном направлении. Потом я вспомнил, как сказал тебе, прямо перед тем как нам войти в кафе вчера вечером, когда мы с тобой разъединились, что наш план в том, чтобы забраться на поезд, который стоял напротив кафе, и ехать на нем на запад к Каньону Эха, где нас будут ждать па и ма, и внезапно у меня все расставилось по местам. Я знал, что ты тоже должна быть где-то здесь, на этом самом поезде, который реально поехал. И пускай я не мог тебя видеть, про себя уже знал, что с тобой все в порядке, потому что слышал в своем сне твой смех. Я понимал, что придется подождать, пока солнце совсем взойдет, но что я обязательно тебя найду.
И когда солнце поднялось выше видневшихся вдали горных вершин, я понял, что пора идти тебя искать.