Архив потерянных детей

Я весь сосредоточился на поиске знакомых названий. И скоро нашел Боуи и горы Чирикауа и Драгунские горы, и все это на одном и том же развороте маминой карты, так что, по крайней мере, я удостоверился, что нам надо ориентироваться по этому развороту карты. Я провел пальцем линию от Боуи вниз на юг, а потом на восток к горам Чирикауа и тут сообразил, что путь гораздо длиннее, чем я воображал.

Я сказал тебе, все окей, теперь нам надо встать и пройти еще немножко. А ты посмотрела на меня так, словно я двинул тебя кулаком в живот. Сначала глаза у тебя наполнились слезами, и на нижних кромках проступили красные ободки. Но ты сдержала слезы и посмотрела на меня немного диким взглядом, полным самых злобных мыслей. Я понял, что начинается, и оно началось. Ты вышла из себя. Нет и нет, Быстрое Перо! – заорала ты и вскочила со скамейки. Голос у тебя прерывался и рычал от ярости. Потом ты выкрикнула «Иисусе, бляха-муха, Христе», и я чуть не засмеялся, но не стал, потому что могу сказать тебе, ты очень всерьез употребила это выражение, как его употребляют взрослые, и ты наконец-то поняла, что оно значит, а может быть, уже все время понимала его. Ты заявила, что я самый разужасный проводник на свете и самый никудышный брат и что ты с места не сдвинешься, пока ма с па не придут и не найдут нас здесь. Ты спросила, зачем я вообще завел нас сюда. Я ответил, как обычно отвечали в таких случаях ма с па, что-то типа: вот станешь постарше, сама поймешь. От этого ты только сильнее разъярилась. Ты продолжала вопить и пинать ногами щебенку. Пока я сам не встал со скамейки, не обнял тебя за плечи и не сказал, что у тебя нет выбора, что сейчас у тебя только и есть, что я, и, значит, ты или принимай все как есть, или оставайся тут сама по себе. Наверное, ты была права, я никудышный брат и еще более никудышный из меня проводник, не то что ма, Счастливая Стрела, которая что хочешь найдет и никогда не заблудится, и не то что Папа Кочис, который всегда и везде брал нас с собой и ото всего защищал, но эту часть своих мыслей я оставил при себе. И просто смотрел тебе в глаза, стараясь смотреть сердито, но вместе с тем ласково, как они иногда смотрели на нас, пока ты наконец не вытерла слезы и не сказала: ладно, так и быть, хорошо, поверю тебе, хотя еще долго после этого не желала смотреть мне в глаза.

СВЕТ

Мы шли какое-то время вдоль путей, и я нес под мышкой большую карту ма, а в руке теперь держал компас. Мы прошли мимо странного загона, где по-старомодному одетые мужчины с дробовиками либо собирались перестрелять друг дружку, либо разыгрывали какую-то сценку. Мы даже не остановились посмотреть, что там у них, но я решил, что надо их сфоткать. Я полез в рюкзак за поляроидом и тут только сообразил, что забыл маленькую красную книжку на крыше поезда. Я-то думал, что положил ее обратно в рюкзак, а оказалось, что нет. Хорошо, хоть вытряс из нее мои снимки, и они теперь кучей лежали в рюкзаке. Но снимок я все равно сделал и на этот раз засунул между складками карты ма, затем закинул карту в рюкзак и застегнул его на молнию.

Мы прошли еще дальше и в туалете при заброшенной бензоколонке наполнили водой свои бутылки и пописали по нескольку капель в унитаз с разломанным сиденьем, а потом заметили, что над нами нет крыши. От того места мы ушли с путей и по компасу повернули на юг, в сторону пустынной равнины. В отдалении мы видели облака в небе.

Ты дала мне руку, и я крепко сжал ее. Мы уходили в воображаемую пустыню, как та, по которой шли потерянные дети, под их палящим солнцем, ты и я, прочь от железной дороги, в самое сердце света, как потерянные дети, шли совсем одни, но нас было двое, ты и я, и мы держались за руки, потому что я больше ни за что на свете не отпустил бы твою руку.

Часть III. Страна апачей

Пыльные долины

Долгие часы после исчезновения детей мы с мужем мотались на машине по местным проселкам и долинам: Анимас, Серный источник, Сан-Саймон. Их пустынные пространства залиты слепящим светом. Плоские, как стол, обширные равнины расстилаются во все стороны, куда хватает глаз, под гнетущими сводами ясной синевы небес испещренные трещинами, засоленные. Проносясь над ложами высохших озер, ветер пробуждает к жизни тучи пыли и песка. Тонкие столбы песчинок и пылинок, спиралями ввинчиваясь в небо, скользят по земле почти с хореографической грацией. Местные называют их «пыльными дьяволами», хотя они больше смахивают на танцующее тряпье.

И пока мы проезжали мимо, нас преследовало ощущение, что каждый пыльный вихрь вот-вот из своей спирали выкружит в явь бытия наших мальчика и девочку. Но сколько бы мы ни вглядывались в завихряющиеся сумятицы песка вперемешку с пылью, не проглядывало и намека на наших детей, а лишь еще больше песчинок вперемешку с пылью.