Архив потерянных детей

Первый городок, который попадается нам в глубинке Вирджинии, поражает изобилием церквей, их здесь больше, чем людей, как больше названий, чем называемых ими объектов. Все вокруг как будто опустошила неведомая сила, выпотрошила всю жизнь, оставив одни слова: названия на вывесках и указателях есть, а за ними одна пустота. Мы едем через местность, образуемую одними вывесками. Одна такая сообщает, что здесь семейный ресторан, и сулит гостеприимный прием, однако за ней лишь полуразрушенное строение, на металлические балках весело играют солнечные зайчики.

Мы проезжаем много миль, встречая по пути одни только заброшенные автозаправки, через щели в их бетонных площадках давно пробились и буйно разрослись зеленые побеги. Наконец нам попадается только наполовину заброшенная заправка. Мы останавливаемся возле единственной еще живой бензоколонки и выходим из машины немножко размять ноги. Девочка остается в салоне, не желая упустить шанс посидеть на водительском месте, пока мой муж заливает бак. Мы с мальчиком топчемся у машины и стараемся сладить с его новым фотоаппаратом.

Что я должен делать? – спрашивает мальчик.

Очень просто, говорю я ему, стараясь перевести малознакомый мне язык на тот, что хорошо знаю: представь, что ты не фотографируешь, а записываешь звуки эха. Но по правде говоря, между звукозаписью и фотографированием трудно провести какие-то параллели. Фотокамера способна запечатлеть в кадре часть ландшафта как целостный образ, тогда как микрофон, даже высокочувствительный параболический, – только фрагменты и отдельные детали звуковой картины.

Да нет, ма, я в смысле на какую мне нажимать кнопку и в какой момент?

Я показываю ему окошко видоискателя, объектив, регулятор фокуса и спусковую кнопку затвора и, пока он смотрит вокруг в видоискатель, предлагаю:

Сфотографировал бы ты, например, вот это деревце, видишь, оно пробилось сквозь бетон?

И зачем мне его фотографировать?

Ну, не знаю зачем. Просто чтобы задокументировать, – нахожусь я.

Но, ма, документировать – в этом вообще никакого смысла нет.

Он прав. Что вообще означает документировать что-либо, объект, например, наши жизни или какую-нибудь историю? По-моему, документировать разные вещи – объективом камеры, ручкой на бумаге, звукозаписывающей аппаратурой – это не более чем способ добавить еще один слой, что-то вроде налета или пленки, ко всему, что уже и так отложилось в коллективном понимании мира. Давай сфотографируем нашу машину, предлагаю я мальчику, проверим аппарат и заодно, может быть, поймем, почему на снимках сплошная муть. Мальчик цепко держит аппарат обеими руками, как вратарь-любитель футбольный мяч, прежде чем зашвырнуть его в поле, приникает к видоискателю и жмет кнопку затвора.

Фокус выставил?

По-моему, да.

Изображение было четкое?

Да вроде бы.

Но толку никакого; поляроид выплевывает снимок, и его сплошная синева у нас на глазах заливается молочной мутью. Мальчик заявляет, что аппарат сломан, что в нем заводской дефект и что он, наверное, не настоящий, а игрушечный. Я заверяю его, что аппарат самый настоящий, и выдвигаю теорию:

Наверное, снимки получаются мутными не оттого, что аппарат сломан или игрушечный, а оттого, что ты фотографируешь что-то нездешнее. Если объект не существует в реальном мире, эхо от него не отражается. Это как привидения, поясняю я мальчику, их нельзя сфотографировать, или как вампиры, которые не отражаются в зеркале, потому что они не из нашего мира.

Мальчика нисколько не впечатлила и не позабавила моя теория насчет эха, не говоря о том, чтобы убедить или хотя бы развеселить. Он пихает аппарат мне в живот и юркает на заднее сиденье.

В машине мы еще немного продолжаем спорить, почему снимки не получаются, мальчик по-прежнему настаивает, что я подарила ему бесполезную сломанную вещь. Его отец подключается к разговору, желая восстановить согласие. Он рассказывает мальчику, как Ман Рэй[33] изобрел «рейографии» и каким странным способом делал эти снимки, вообще не прибегая к фотоаппарату, а в качестве объектов выбирал самые неожиданные предметы, обычно что-нибудь маленькое: ножнички, шурупчики или компасы – их он помещал прямо на светочувствительный слой фотобумаги, а затем выставлял на свет. Фотографии, которые Рэй получал своим способом, говорит муж, больше напоминали призрачные следы предметов, уже покинувших наш мир, вроде визуального эха или следов на земле, оставленных кем-то, кто здесь прошел давным-давно.

ШУМ