Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России. Том II

Очень красивы были выраставшие через каждые двадцать верст станционные или почтовые домики. Они сохранились в полной неприкосновенности с николаевских времен, когда Русь передвигалась еще на перекладных. Эти домики производили самое приятное впечатление. Небольшие, строго выдержанные по архитектуре, они были окрашены в светло-желтый цвет, с белыми фронтонами и такими же колоннами, с большими золочеными государственными гербами на фасадах. Они напоминали о далеком прошлом. Эти, когда-то столь нужные, станционные домики были теперь приспособлены заботливым земством для нужд служащих шоссейной дороги, соединявшей Киев с Житомиром.

У конечной станции уже ожидают меня лошади. Еще издали видны белые силуэты лошадей и удобной, красивой венской коляски. Я уже знаю эту белую пару. Это кобылы Ундина и Аврора 2-я или же Секунда и Лора, которые одно время были взяты из завода и ходили в Шпитках в езде. Удивительно нарядные пары, в особенности первая, состоявшая из пятивершковых внучек Бережливого. Пассажиры трамвая тоже заметили красивых лошадей, щегольской экипаж и оценили выезд. «Это от Терещенко…» – начинают шептаться пассажиры и переглядываются. В Киеве популярность Терещенко была исключительная. Старый кучер приветливо со мной раскланивается и трогает лошадей. Я невольно поддаюсь обаянию быстрой езды и чудного воздуха…

Несколько верст промелькнули незаметно. Невдалеке от дороги, влево от нее, вырисовалась шпитковская усадьба. Кучер свернул с шоссе, и мы поехали по широкой аллее, которая тянулась полторы версты, до самой усадьбы, и содержалась в превосходном состоянии. Вся усадьба была обнесена забором. Высокие железные ворота медленно отворились, приняли нас и так же медленно затворились. Первый двор был весь отведен под дом. Дом стоял на открытом месте. Это была красивая постройка со многими балконами, террасами и нишами во вкусе и типе богатых городских домов. Это не был тип деревенского дворца, созданного для какого-либо магната екатерининских или александровских времен; это не был также тип барского дома помещика-хлебосола и владельца большого состояния. Это был типичный городской особняк, созданный каким-нибудь губернским архитектором. Перед домом расстилался газон, а за домом сейчас же начинался парк, который незаметно переходил в лес. Там семья Терещенко особенно любила кататься в экипаже и верхом. Все это пространство равнялось двумстам, а может и более, десятинам земли.

Если Терещенко бывал дома, меня подвозили к главному подъезду и я сейчас же попадал в объятия многочисленной прислуги, потом выходил хозяин. Если Терещенко не было дома, кучер подвозил меня к флигелю, который утопал в зелени и был соединен с главным домом стеклянной галереей. Тут меня встречали Ситников и чрезвычайно расторопный человек с окладистой рыжей бородой, одетый по-московски, то есть во все белое, подпоясанный цветным тонким кушачком. В течение всего пребывания в Шпитках он находился при мне, подавал обед и прислуживал. На нем же лежала обязанность присматривать за гостем, ибо много всяческого народу ездило на завод Терещенко.

Второй двор этой богатой усадьбы был отделен от главного небольшим заборчиком и двумя рядами стриженой акации. Тут был домик Ситникова, почти рядом стоял домик наездника и несколько поодаль манеж. Напротив этих построек располагались главные конюшни. Двор замыкался грандиозным каретным сараем со множеством всевозможных экипажей, шарабанов, кабриолетов и пр. Тут же находилась разъездная конюшня владельца. Она была укомплектована очень богато: там были лошади выводные из Англии, англо-норманны и орловские рысаки собственного завода, а также многочисленные верховые лошади, среди которых, как бриллианты в драгоценной оправе, блистали арабы из Славути.

Третий двор был предназначен для амбаров и всякого рода служб и отделен в самостоятельный квадрат рвом, обсаженным деревьями и акацией. Я туда не проникал, но видел его, так как он соприкасался со вторым двором. Сюда все доставлялось и стекалось в готовом виде из обширного шпитковского имения. Телефон связывал эту резиденцию с Киевом, со всеми хуторами и с главной конторой имения, и Терещенко в любое время мог знать то, что его интересовало по хозяйству.

В Шпитках царил образцовый порядок, а все постройки содержались в превосходном виде. Все это красилось в определенное время, белилось ежегодно, ремонтировалось незамедлительно, то есть по мере надобности, а потому совсем не удивительно, что это так хорошо и свежо выглядело и так привлекало глаз посетителя. Все делалось не на живую нитку, а прочно и фундаментально.