Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России. Том II

Тень (Крутой – Дивная), вороная кобыла, р. 1880 г., завода Ф.А. Терещенко. Не бежала. Имела рост от трех до трех с половиной вершков. Тень была очень хороша по себе: в этой кобыле не было блеска, но было много дела. Она была круторебра и при этом длинна и очень низка на ноге. Голова была очень характерная и приятная, шея тонкая, но не длинная, верх хорош. Ноги были замечательные: дельные, костистые и исключительно сухие. Бабка была прямо точеная, а трость ноги широкая и с ясно отбитыми сухожилиями. Тень была благородна. Жизненности в кобыле было исключительно много, даже в преклонные годы она не потеряла энергии и пылкости. По словам Ситникова, она очень напоминала своего отца Крутого.

Награда (Крутой – Людмилла, дочь того же Крутого), вороная кобыла, р. 1879 г., завода Ф.А. Терещенко. Единственный случай, когда в заводе Терещенко дочь была покрыта отцом, и очень удачно, так как Награда стала выдающейся заводской маткой. Она чрезвычайно напоминала Тень, была той же масти и того же роста. Хуже по ногам, чем Тень, но в остальном была ее двойником. Обе кобылы были типичные дочери Крутого.

Краля (Бережливый – Капризная), белая кобыла, р. 1882 г., завода Ф.А. Терещенко. Кобыла пяти вершков роста, исключительно породная, чрезвычайно блесткая и очень дельная. Она интересовала меня как дочь Бережливого. По своему типу и красоте Краля была такой заводской маткой, каких нечасто можно было встретить на Руси. Краля очень напоминала Усладу. Так как Услада была внучкой Бережливого, то и следует считать, что обе эти кобылы были в его типе. В заводе Терещенко была одна из дочерей Крали, вороная Русалка, р. 1894 г., от Паши. Она была удивительно хороша по себе, картинная кобыла: как-то вся пряма, остра, натянута как струна.

Султанша (Паша – Капризная), гнедая в яблоках кобыла, завода наследников Ф.А. Терещенко. Дала Статного 2.19,7 и других выигравших лошадей. Была чрезвычайно дельной кобылой, но имела растянутую спину. Очень напоминала знаменитую Бережливую, которую я видел в заводе Маркова. Султаншу очень высоко ценил Ситников.

Замечательный маточный состав завода Терещенко оправдал себя. С 1900 по 1910 год лошади этого завода выиграли 180 704 рубля. Принимая во внимание, что большинство из них бежало на провинциальных ипподромах, это исключительно большая сумма. Две трети этой суммы падает на тех лошадей, которые происходили либо от жеребцов, либо от маток, родившихся у Ф.А. Терещенко.

Поездки на хутор в Жуки, где находились заводские матки, доставляли мне всегда особое удовольствие. Ездил я туда вместе с Ситниковым. В красивый шарабан впрягали элегантного и дельного гнедого мерина, и мы трогались в путь. Дорога незаметно убегала вперед, и мы быстро приближались к Жукам…

У меня в памяти осталась одна такая поездка. Это было весной. Нежноголубое небо было сплошь покрыто легкими и какими-то особенно прозрачными облаками. В воздухе сначала стояла тишина необъяснимая, но по мере приближения к Жукам небо стало окрашиваться густою синевой, где-то там далеко загрохотали молодые весенние грозы. Потянул прохладный ветерок, и явственнее почувствовался запах свежевспаханной земли. Табун только что был выпущен и еще не успел разойтись. Это была не столько пастьба, сколько прогулка. Старуха Тень нас приветствовала ржанием, и ей сейчас же ответил переливистый голосок сосуна-жеребенка. Мы начали осмотр табуна.

Хорош был табун, и приятно было смотреть лошадей с Ситниковым: он был одарен чутьем и понимал природу лошади. Много метких и дельных замечаний высказывал он, и я в большинстве случаев с ним соглашался.

Наше внимание привлекла группа дочерей знаменитой Тени, и мы недоумеваем, почему так неудачна их заводская деятельность. Ситников, большой оптимист, надеется, что они еще прославятся, в особенности Жемчужина, которую он очень любил. Я с сомнением качаю головой.

Время проходит незаметно, и мы возвращаемся домой. От молодых всходов овса, от приподнявшихся озимей, от зеленеющего пара, от рыхлой, вспаханной земли веет здоровой силой. Вечерние сумерки надвигаются. Начинает золотиться заря. Быстро мелькают по сторонам дороги, леса, поселки, поля. На ближней колокольне бьют часы. Мерные, тихие, но такие ясные звуки сельского колокола уносятся в небеса. Вблизи мелькают огни, и мы подъезжаем к усадьбе.

Здесь нас ждет самовар, закуска и бесконечные разговоры о лошадях. Уже ночь глядит в окно, а мы все еще беседуем с Ситниковым. Мелькают имена лошадей, слышатся фамилии коннозаводчиков, упоминаются имена наездников, и часто прошлое уступает место настоящему…

Пришло время, пробил час – и распылился завод А.Н. Терещенко по необъятным просторам России. Лучших кобыл, то есть головку, в три приема (1906, 1907 и 1908) отобрал я и увел в Тульскую губернию. Много лошадей ушло в Тамбовскую губернию, к Панову; много их разошлось по заводам Черниговской, Полтавской, Харьковской и Курской губерний. А то, что осталось, было распределено по многочисленным имениям и хуторам владельца.