Руссо в своем заводе стремился создать гнездо маток из основного заводского материала, и ему это вполне удалось. В конце концов у него образовался превосходный состав завода, но на это ушло двадцать лет жизни и немало денег. Образованию этого гнезда немало помогли прекрасное воспитание и тренировка молодых лошадей. Можно смело сказать, что если бы Руссо взял в состав завода хороших орловских лошадей и воспитывал их так, как воспитывал метисов, то несомненно, он получил бы еще более блестящие результаты. К этому основному ядру своих заводских маток Руссо добавлял кобыл очень немного и с большою осторожностью. Наиболее удачными его покупками стали жеребец завода князя Вяземского Ливень, матка Армида того же завода, Беспорядочная Дубровского завода, несколько кобыл завода К.А. Руссо, из которых лучшей оказалась Верная, Фрина, давшая резвую Флорю, классная Альдина завода Суручана, Злоба завода князя Вяземского, дочь Злючки – матери Зенита, сахаровская Волга, дочь Пегаса, и другие. Среди всех этих кобыл лучшими по заводской деятельности оказались Армида, Беспорядочная, Верная и Фрина. Удивительно, что классная Альдина, одна из лучших орловских кобыл своего времени, в заводе Руссо не дала ничего выдающегося и даже хорошего. И напротив, от кобыл К.А. Руссо, которых Феодосиев саркастически называл «почтовыми рысаками», получились не только резвые, но и хорошие лошади. Сам Руссо не ожидал такого результата. Когда же он привел первого сына Демпсея от одной из этих кобыл на бега в Одессу, его ждал большой удар: жеребенок не был допущен к состязаниям, как не имеющий установленной степени орловской кровности. По существовавшим в то время правилам, метисом считался такой рысак, одна сторона родословной которого была американской, а другая – орловской. Причем орловская сторона приравнивалась к улучшающей единице, так что в жеребенке должно было быть не менее 31/32 или 63/64 орловской кровности. Этому условию не отвечали кобылы завода К.А. Руссо. Руссо сейчас же телеграфировал в Главное управление, прося допустить его лошадь к бегам, но в этом ему было отказано. Оставалось одно – попытаться разъяснить происхождение кобыл К.А. Руссо. Это было нелегко, так как кобылы происходили либо от отцов, матери которых были неизвестны, либо их бабки происходили от таких же жеребцов. В том, что это были орловские лошади, сомнения не было, но они вышли из мелких заводов, описи которых не были никогда напечатаны. Тогда Л.А. Руссо воспользовался советом своего друга Феодосиева, и совет этот помог. В имение Л.А. Руссо приехал Прохоров и «разъяснил» происхождение кобыл завода К.А. Руссо. Прохоров настолько интересная личность, что я скажу о нем несколько слов.
Иван Васильевич Прохоров происходил из когда-то состоятельной купеческой семьи, затем обедневшей. Он был небольшого роста и хромал. Бравировал он тем, что говорил всем правду, а чаще дерзости, и это ему сходило с рук, так как взять с такого человека было нечего. У него было особое положение на бегу: членом бегового общества он не был, но постоянно всюду появлялся, критиковал, со всеми ссорился. Воронцов-Дашков и Вахтер ему покровительствовали. С молодых лет он изучал генеалогию орловского рысака и был действительно ее знатоком. До появления в России американских рысаков он был прямо-таки фанатиком орловской породы, но затем, когда появились метисы, стал ярым сторонником метизации. Я не верил в искренность этого превращения и считал, что оно вызвано необходимостью. Тогда все сильное и именитое в спорте и коннозаводстве перешло на метизацию, и Прохоров, увидев, что сила на той стороне, тоже перекочевал в лагерь метизаторов. Там были богатые покровители, работа в канцелярии Петербургского бегового общества, правда сдельная, но хорошо оплачиваемая. Надо отдать справедливость заправилам Петербургского бегового общества: они здраво смотрели на вещи и умели прикармливать меньшую братию. Прохоровым пользовались как оружием против орловцев, а так как этому человеку терять было нечего, он испортил много крови Щёкину и другим орловцам.
Первые работы Прохорова (в конце 1880-х годов) были интересны. В тот период он увлекался линией Бычка и напечатал несколько интересных списков бежавшего потомства этого жеребца. Ряд лет Прохоров вел заводские книги у Коноплина, составлял описи заводов для представления их в Главное управление государственного коннозаводства, печатал корреспонденции о бегах и прочее. Первое время он писал под своей фамилией, а потом избрал себе псевдоним – И. Грановский. Мне всегда было как-то совестно читать кляузные статьи Прохорова, и особенно неуместным казался этот псевдоним, так как имя Грановского вызывало в памяти образ одного из лучших представителей российской интеллигенции.