Приехав в Одессу, я направился в дом княгини Лобановой-Ростовской, и там без труда узнал адрес Ралли, который был братом княгини. Оказалось, что последние годы тот почти безвыездно живет в своем подольским имении. Я послал телеграмму, прося разрешения приехать переговорить относительно Зверобоя. Ответная телеграмма Ралли гласила: «Зверобой не продажен рад вас видеть». Телеграмма была мало обнадеживающая, но любезная, а потому я, не теряя надежды на благоприятный исход моей миссии, на следующий же день отправился в Подольскую губернию.
На вокзале меня ждала коляска городского типа, запряженная парой превосходных рысистых лошадей. Лошади были темно-серой масти, со светлыми гривами и хвостами. Не трудно было догадаться, что это дети Зверобоя: их темно-серые рубашки были украшены не яблоками, а пятнами в форме звезд. Такой характер масти я видел только в заводе Малютина, на серых детях Летучего, происходивших от гнедых дочерей Удалого. Кучер подтвердил мое предположение и сказал, что жеребцы действительно дети Зверобоя. Я тут же у вокзала их осмотрел. Лошади были превосходные – густые, породные и дельные. Уже по этим двум экземплярам можно было судить, что Зверобой дает хороших лошадей, а главное, в своем типе.
От станции до имения П.С. Ралли было недалеко, вскоре показалась усадьба. Местность здесь выглядела живописно, поля были превосходно обработаны, население, по-видимому, жило богато. У крестьян, попадавшихся навстречу, были хорошие лошади верхового типа, все в удобных шорных запряжках. Впервые попав в Подольскую губернию, я с большим интересом смотрел по сторонам. Все кругом было не так, как в Центральной России или у нас на юге: здесь была старая, веками накопленная культура и чувствовалось влияние Запада.
Дом Ралли – вернее, не дом, а дворец – стоял в парке, к нему вела красивая старинная аллея. Этот замок, когда-то принадлежавший одному из польских магнатов, был отреставрирован новым владельцем. Поистине великолепный парк располагался чуть ли не на ста десятинах земли. Браилов было богатейшее имение, с сахарным и винокуренным заводами, разбитое на хутора, где велось образцовое хозяйство. Павел Степанович Ралли был очень богат, говорили, что состояние его равнялось десяти миллионам. Его дед пришел в Одессу из Греции и долго торговал на улицах этого города губками. На этом он нажил большое состояние, его сын стал уже крупным оптовым торговцем в Одессе, а внук – миллионером.
Я попал в Браилов к завтраку. Павел Степанович встретил меня очень любезно. Это был некрасивый, хромой и уже пожилой человек маленького роста. Женат он был на очень скромной женщине, бывшей гувернантке своей сестры. Мадам Ралли была тоже некрасива, но в ее лице было много доброты и привлекательности. У этой четы была единственная дочь, в то время девочка лет десяти-двенадцати.
Завтрак был сервирован великолепно, у стола прислуживали несколько лакеев, кухня была тонкая, и видно было, что это обычно в их доме.
За обедом разговор шел о Зверобое. Ралли рассказывал мне, что эта лошадь доставила ему много счастливых минут, бежала восемь лет кряду, стала победителем Императорского приза и выиграла почти 69 000 рублей. По тем временам это была рекордная сумма, и Ралли этим гордился. Он также заметил, что Зверобой закончил свою карьеру совершенно здоровым, и рассказал мне историю его покупки. Зверобоя купил для Ралли наездник Окатов, который был приятелем наездника Чернова. За Зверобоя было заплачено только 6500 рублей – сравнительно невысокая цена, принимая во внимание, что Зверобой тогда уже показал хороший класс. По словам Ралли, Н.П. Малютин продал жеребца, потому что родной брат Зверобоя Захват был резвее и еще лучше по себе. Малютин предназначал Захвата в производители своего завода, но через неделю или две после того, как Зверобой был продан, Захват пал. Малютин хотел купить Зверобоя обратно, но Ралли отказался его продать. По окончании беговой карьеры Зверобоя рысака торговали у Ралли много и часто, но он его не продавал, хотя ему предлагали от 25 000 до 30 000 рублей. Настойчивее других был П.И. Харитоненко. Свой рассказ Ралли закончил так: «И вам, Яков Иванович, я его не продам ни за какие деньги, но покажу с удовольствием». На этом закончился завтрак, и мы перешли в кабинет, где закурили сигары.