Архив смертников

Голоса затихли, но вражеское присутствие ощущалось. Алексей знал, что немцы где-то рядом, еще не смирились с потерей офицера советской контрразведки. Он снова проваливался в небытие, приходил в себя, распахивал глаза. Несколько раз ему мерещилось, что к яме кто-то подходит, отбрасывает траву, нагибается. Он вскидывал ствол… и видел только небо, которое почти не менялось.

Потом к его убежищу действительно кто-то подошел, но он уже не реагировал. Человек опустился на колени, тихо пробормотал: «Не стреляйте, я не сделаю вам ничего плохого», стал отбрасывать траву. Алексей открыл глаза и обнаружил, что над ним склоняется женщина лет пятидесяти, обычная, с простым лицом. Голову обтягивал серый платок. У нее были живые выразительные глаза, которыми она сейчас смотрела на человека в советской офицерской форме.

— Не бойтесь, — повторила она, — немцы ушли, они далеко. Я здесь живу, вы на моем участке…

Алексей решил, что это галлюцинация, и тряхнул головой. Видение не пропадало, наоборот, стало четче.

— Успокойтесь, я не сдам вас немцам… — шептала женщина. — У меня муж и брат погибли от рук эсэсовцев, сына забрали в Германию, ему едва исполнилось шестнадцать… Вставайте, пока нет никого, пойдемте в дом… Вы же не ранены?

— Кажется, нет. — Он стал ощупывать себя. Головная боль притупилась, он вновь обретал способность мыслить и существовать, — Подождите, а как вы узнали, что я здесь?

— Я смотрела в окно, видела, как вы провалились в яму… Потом ко мне в дом пришли немцы, все обыскали, шкаф перевернули… Вам повезло, что вас не нашли, они совсем рядом проходили… Пойдемте скорее в дом, будем надеяться, что во второй раз они не придут. А если придут, есть хороший тайник на чердаке. Он за потайной дверцей, там мой муж хранил ценные вещи, когда мы уезжали к родственникам на несколько дней…

Болели мышцы, ныли суставы. Алексей на четвереньках выполз из ямы, поволокся к простенькой хате из сбитого гвоздями бруса. Женщина заперла дверь и вздохнула с облегчением:

— Проходите в комнату, садитесь, я зашторю окна.

Он опустился на колченогий табурет, тоже перевел дыхание. Об утрате товарищей старался не думать, чтобы не оказаться в черной яме меланхолии. Все тело скрипело, просило отдыха. А ведь, если вдуматься, день только начался…

— Как вас зовут, гражданка? — спросил он.

— Титова Ольга Матвеевна. Да вы не смотрите так волком, офицер, я действительно не собираюсь вас сдавать. Давно бы сдала, имей к тому расположение… Вы лечь не хотите?

— Хочу, Ольга Матвеевна, — улыбнулся Алексей. — Но лучше не стоит, иначе не встану. А мне еще воевать, сами понимаете…

— Господи, воевать он собрался, — всплеснула руками женщина. — Немцы кругом. Раньше надо было воевать.

— Так я и раньше воевал…

— Ненадолго же вас хватило. — Она кивнула в сторону окна: — Посмотрите, что делается. Люди обрадовались, Советская власть вернулась, погонит оккупантов на запад, теперь все наладится… Только день в нашем городке продержалась Советская власть… Вы есть хотите?

— Спасибо, Ольга Матвеевна, кусок в горло не полезет. Я трех друзей потерял…

— Простите, ради бога! — смутилась она и присела рядом. — Как вы себя чувствуете?

— Сносно, ни ранений, ни переломов…

Вдруг Алексей насторожился, за окном послышался шум. Женщина вскочила, отогнула шторку. По Рассветной улице проехал трехтонный «опель» с солдатами в кузове. Нестройно пиликали губные гармошки, хохотали мужчины.

— Веселятся, ироды… — в сердцах задернула она занавеску. — Словно в сорок первом, ничего не изменилось… Не волнуйтесь, они мимо проехали. Впрочем, именно так они и вели себя до вчерашнего дня, когда наши пришли. Видать, не ожидали, что так быстро их выбьют. Вечерами пьяными шатались, песни свои немецкие распевали. Офицеры в центральных ресторанах шнапс и коньяк глушили, с падшими женщинами тешились… И полицаи себя вольготно чувствовали, по дворам ходили, хозяйничали, тьфу…

— Вы местная, Ольга Матвеевна?

— Да, уже лет пятнадцать как местная, — сухо улыбнулась женщина. — В двадцать восьмом сюда приехали, я еще молодая была, сынку Алешеньке только годик исполнился… Муж сельскохозяйственный институт окончил, на льнозавод определили. Тут брат его Митька жил, на Подъемной улице, — он-то и позвал нас сюда, дескать, места красивые, зимой не такая стужа, как у вас в Тобольске, да и инженеры на завод требуются. Здесь он в партию вступил, отсюда на фронт ушел вместе с Митькой — двадцать пятого июня сорок первого. Потом «похоронку» принесли, погиб мой Павел, а Митька без вести пропал… А недели через две фашисты в город вошли, давай свои порядки наводить… Многие местные к ним в услужение пошли, тут целое полицейское управление стояло…

— Вам-то не досталось, что муж — коммунист?