Они двигались в северо-восточном направлении, иногда останавливались, прислушивались. Канонада рокотала на северо-западе, в районе Невеля. Возможно, в ту «степь» и стянуло советское командование основные силы, оголив южный участок фронта. Сердце Шагринского леса было непроходимо, как сибирская тайга. В стороне осталась низина с болотом, там гудел гнус, которому, судя по календарю, давно пора на покой. Эмма практически бесшумно шла перед ним, ступала плавно, обходила опасные груды бурелома, средоточия кустов. Она высоко поднимала ноги, обутые в резиновые сапоги, как-то плавно обтекала торчащие повсюду ветки. Колыхался вещмешок за ее спиной. Автомат висел на груди, такое ощущение, что она его и не чувствовала. В этой женщине таилась какая-то потрясающая выносливость. Казалось, она совсем не уставала. Несколько раз оборачивалась, мерила его насмешливым взглядом:
— А ну, не отставать, товарищ капитан! Вы же не хотите, чтобы вам лейтенанта дали?
Алексей не понимал, с чем связана эта насмешливость. Он с трудом выволакивал ноги из чавкающего месива, хватался за стволы деревьев, чтобы мимолетно передохнуть. А она без устали шла вперед и только набирала скорость. Чаща понижалась, кустарник вставал стеной. Под ногами теперь не только чавкало, но и хлюпало. Сапоги немецкого офицера пока справлялись. Эмма остановилась, задумчиво повертела головой.
— Что-то не так? — насторожился Алексей.
Она достала из кармана скомканный маленький тюбик, выдавила содержимое на ладошку и протянула ему:
— Держи, это немецкая мазь от комаров — их химическая промышленность делает и такое. Намажь лицо и руки. Комарам, конечно, плевать, но первые пятнадцать минут рьяно наскакивать не будут. Поверь, их здесь полчища.
— Спускаемся в болото? — нахмурился Алексей.
— А что, Макаров, нет вдохновения? — Она с ухмылкой смотрела, как он втирает в себя мазь. — Можно обойти, но потеряем время. Это недолго, главное, держись за мной, проскочим.
Он ловил себя на мысли, что ему начинает нравиться ее напевный мелодичный голос. Однако жутко раздражают ироничные нотки в этом голосе! Он явно угодил не в ту сказку. Темп движения снижался, Эмма всматривалась в еле заметную тропу под ногами. Вились стаи комаров, самые голодные, наплевав на достижения немецкой химической промышленности, атаковали лицо и сразу же вгрызались в кожу. Алексей терпел, комариные укусы — именно то, что можно и нужно терпеть! Не настолько совершенной оказалась Эмма в плане физической подготовки! Она оступилась, схватилась за ветку, но та сломалась, и девушка погрузилась почти по голенища в вязкую жижу! Алексей бросился к ней, подхватил под мышки, чтобы совсем не утонула.
— Не лезь, без тебя справлюсь… — прошипела она, отмахнувшись от него и хватаясь за ствол.
— Успокойтесь, девушка, — хмыкнул он, — вам есть что показывать, характер показывать не обязательно. Ну, провалилась, подумаешь, невидаль…
— Ой, ладно, Макаров, ты лучше помолчи, глядишь, за умного сойдешь, — пробормотала Эмма, выбираясь на сухую тропу. — Радуйся, но только потише…
Болотистую низину прошли за несколько минут, местность стала подниматься в гору. За спиной разочарованно гудел ненасытившийся рой. Снова начинался старый осинник, груды валежника. На поляне передохнули. Эмма стащила сапог, слила болотную воду. Развернула тряпку, в которую была завернута краюха ржаного хлеба, несколько треснувших яиц и еще одна тряпочка с печеной картошкой.
— Давай, Макаров, не стесняйся, — кивнула она на яства. — Надо съесть, пока не испортилось, когда еще удастся? В Калачане добрые люди собрали. Что с тобой? Ты ключи проглотил?
— Целую вечность не ел, — объяснил Алексей. — Эти сутки — настоящая вечность… — И поведал в нескольких словах, как оперативников потчевала семья предателей, а наутро они же сдали оперативников немцам.
— Ну, хоть накормили, — улыбнулась Эмма. — А я жила не у предателей, но тетушка оказалась настолько бедной, что неловко было брать у нее еду. Она совала перед уходом: возьми, дочка, немцы все равно отнимут, уж лучше тебя накормлю, чем этих вурдалаков. Я успела выбраться огородами, а они уже хату трясли… — В женских глазах промелькнула меланхолия, но тут же ее сменил саркастический огонек: — Макаров, не ешь с ножа! Ты и так весь злой и надутый… Хотя ешь, черт с тобой!
— Долго еще идти? — спросил Алексей.
— Нет, — покачала она головой. — Будь этот участок прямой и сухой, мы бы пробежали его за сорок минут. Скоро будет дорога, на ней пост…