Архив смертников

— Ты наивно считаешь, что они чем-то лучше? — презрительно усмехнулась Эмма. — Я не говорю об отдельных представителях власти, в частности, о тебе. Я говорю о вашей порочной, жестокой Системе. А ты — либо циник и карьерист, либо стараешься ничего не замечать и убеждаешь себя, что так и надо… Ты хоть в курсе, что происходит в этой стране? Сколько миллионов хороших людей истребили в Гражданскую ни за что? Коллективизация, индустриализация — все выстроено кровью. Система держится на доносах — это нормально? Сколько людей извели в тридцатые годы — в армии, в других сферах. Не щадили и высшие эшелоны, истребляли даже тех, кто отдавал приказы на истребление. С таким размахом взяться за уничтожение собственного народа — миллионы в лагерях, миллионы в земле, причем лучшие миллионы, достойные, грамотные, образованные… Ты наивно веришь, что это было необходимо? Ты же не дурак, Макаров. Не бывает столько врагов. Ни у какой власти, называющей себя народной, не бывает столько врагов. Гитлеровский режим уничтожает другие народы, советский режим — свой собственный. Уж извини, что я сравниваю эти два режима… У Василя отца с матерью забрали и расстреляли чисто по доносу, сразу после начала войны. Якобы на своей машинно-тракторной станции якшались с фашистскими диверсантами, чтобы взорвать МТС, совхоз и парочку окрестных колхозов. Бред чудовищный! Но ведь поверили, склепали дело — и к стенке. Нужен враг, нужна активная видимость борьбы с ним, а на конкретных людей всем наплевать. Человек — это винтик в машине, его можно заменить… Волынец свою семью увез в лес, я уже говорила. Еще до гибели жены от рук полицаев пришли в лес пьяные красные партизаны, изнасиловали двух его несовершеннолетних сестер, а узнав, чьи это родственницы, застрелили, чтобы скрыть следы. Но Волынец работал в милиции, отследил и лично зарезал негодяев, за что был обвинен в сотрудничестве с оккупантами и был вынужден бежать… У Камарника жену арестовали в мае сорокового — работала машинисткой в райкоме партии, отказалась ублажить в извращенной форме прибывшего из области второго партийного секретаря. Симпатичная была женщина. Оказалась в немилости, арест, нары, обвинения в продаже антисоветским элементам информации о структуре районных парткомов и первичных партийных организаций… Ты вдумайся в суть обвинения, Макаров. Какому антисоветскому элементу интересна эта структура? Она вернулась через год, аккурат перед войной — вся седая, некрасивая, выжившая из ума… Ты спросишь, при чем здесь Советская власть? А ты знаешь, что творят в белорусских лесах так называемые партизаны?

— Так, замолчи, — нахмурился Алексей. — Дерьмо есть всегда, всегда было и всегда будет. Это не повод очернять ВСЕ. Чем конкретно ТЕБЕ насолила Советская власть?

— Комкор Гаврилович — это имя тебе о чем-то говорит? Летом сорок первого командующий механизированным корпусом, входящим в состав войск Западного военного округа, который переименовали в Западный фронт. После неудач того памятного лета арестован вместе с прочими военачальниками. Генерала Павлова, как ты помнишь, расстреляли.

— Еще бы, — покачал головой Алексей, — Павлов допустил грандиозные ошибки, которые хуже предательства. Он действовал, как дилетант, загубил не одну армию…

— Мне плевать на генерала Павлова, — поморщилась Эмма, — меня волнует мой отец, комкор Гаврилович. Да, ты не ослышался. Григорий Степанович — мой отец. Кушинская я по матери. Он дрался как герой, исправляя ошибки вашего бездаря Павлова. Рубеж Мосты — Волковыск — помнишь, какие жестокие там шли бои и как упорно держались подразделения корпуса? Мой отец всеми правдами и неправдами добывал горючее для своих танков, несколько раз переходил в контратаки, громил прорвавшихся фашистов. Он стоял бы и дальше, если бы не обрушились фланги — в чем не было его вины. Он не бежал с поля боя, в отличие от многих других командиров, отходил последним, берег своих солдат… Его арестовали вместе с верхушкой Западного округа. Тебе не кажется, что это несправедливо, Макаров? Моего отца обвинили в трусости, в неумении вести бой и контролировать ситуацию… Его не расстреляли, что может показаться странным. Видно, кто-то все же усовестился. Сейчас он в лагере под Вологдой. Есть надежда, что его могут освободить и вновь отправить на фронт «искупать вину». У нас большая семья — мама с бабушкой, у меня две младшие сестры, младший брат. Их эвакуировали из Минска в подмосковный Ногинск. Формально не арестованы, но находятся под усиленным наблюдением. Маму с бабушкой могут схватить в любой момент и отправить в лагерь. Из всей семьи лишь одна я — такое «перекатиполе». Окончила педагогический факультет в Минске, жила отдельно от семьи, занималась углубленно историей. Вокруг хватали всех подряд по ложным доносам, выдумывали какие-то ужасные заговоры, несуществующие террористические организации, и никто не мог представить, что у них под носом существует реальный антисталинский кружок, в котором, кстати, было немало членов… Родные об этом, конечно, не знали, они бы очень расстроились…