Архивное дело

Внезапно почти над самой головой Антона пронесся частый посвист утиных крыльев, и на озерную лужицу, заложив крутой вираж, плюхнулся шустрый чирок. Почти тотчас из-под ветлы вырвался язык пламени и раскатисто бабахнул ружейный выстрел. Подброшенный всплеском от заряда дроби, чирок беспомощно затрепыхался по воде. Из-за куста вышел пригнувшийся охотник. Длинной хворостиной он стал подгребать к себе подстреленную утку. Бирюков, поднявшись с валежины, громко сказал:

— С удачей, земляк!..

Охотник, видимо, от неожиданности резко выпрямился. Приглядевшись к Бирюкову, неуверенно проговорил:

— Антон Игнатьевич…

— Сергей?.. — узнав по голосу шофера Тропынина, на всякий случай уточнил Бирюков.

— Ну! Лихо я чирушку в хвост долбанул?

— Лихо.

— Здесь иногда и кряквы садятся… — Тропынин, нагнувшись, поднял с воды чирка и подошел к Бирюкову. — А вы как здесь ночью оказались?

— Из Серебровки домой иду. Федора Степановича Половникова сегодня вечером не видел?

— От самой серебровской поскотины вместе с ним досюда шли. Я к привычному своему скрадку свернул, а Федор-батькович вроде в Березовку подался.

— Зачем?

— Кто его, молчуна, знает. Сегодня он хоть малость, но поговорил со мной.

— О чем?

— Про моего дядю Колю спрашивал.

— Николая Дмитриевича?..

— Ну, который в НКВД когда-то работал.

— Он жив?

— Не знаю. Между нами давно родственные связи оборвались. Может, и умер. Как маманя рассказывала, ему теперь уже за семьдесят с лишним перевалило.

— И последнего адреса его не знаешь?

— Нет. Между делом от родственников как-то слышал, что перед Отечественной войной его из нашего района в Томск перевели, а потом он вроде бы в Москве учился.

— Почему Половников заинтересовался Николаем Дмитриевичем?

— Молчуна с ходу не поймешь. Мямлил что-то такое, мол, здоров ли дядя Коля и где теперь проживает?..

— Испортил я тебе сегодняшнюю охоту?

— Нет, норму выполнил. Я больше одной утки за вечер не стреляю. Солить их, что ли?

— Ружье как?

— Зарегистрировано по закону.

— Я — не о том. Бьет хорошо?

— Мировецки! С семидесяти метров чирка навылет вторым номером дроби прошивает. Шестнадцатый калибр. Двуствольная штучная тулка выпуска тридцатого года. У деда Лукьяна Хлудневского за сотню купил. Теперь таких ружей уже не выпускают. Серийную штамповку шуруют.

— В райцентр часто ездишь?

— Каждый день по десятку груженых рейсов с зерном на элеватор гоняю.

— Завтра меня попутно не захватишь?

— Какой разговор! Куда и во сколько за вами заехать?

— В шесть часов вечера буду у Кротова.

— Лады!..

После разговора с Тропыниным поведение Федора Степановича Половникова стало для Антона Бирюкова еще более загадочным. Почему этот богомольный «молчун» вдруг заговорил о старом чекисте?.. Какая новая загадка в этом скрывается?..

Размашистым шагом Антон меньше, чем за полчаса дошел от Ерошкиной плотины до светящейся окнами домов Березовки. Ночную тишину нарушало лишь отдаленное потрескивание электросварочного аппарата у механической мастерской. Через неширокий проулок Бирюков вошел в село напротив дома Инюшкиных и разминулся со встретившимся сутулым стариком, чем-то похожим на Половникова. Остановившись, Антон несколько секунд поглядел вслед удалявшейся фигуре и негромко окликнул:

— Федор Степанович…

Старик не обернулся и вроде бы зашагал быстрее, словно хотел поскорее скрыться в темноте. Догонять его, по крайней мере, было смешно. Решив, что обознался, Бирюков посмотрел на освещенную яркой лампочкой застекленную веранду Инюшкиных. Там, будто на экране, сидел усатый Арсентий Ефимович и решал какую-то «проблему» с разгоряченным Торчковым. Антону вдруг захотелось просто так, без всякой цели, посидеть со стариками, которые наверняка отмочат что-нибудь смешное. Миновав калитку, он взошел на высокое резное крыльцо. Предварительно постучав, открыл дверь веранды и спросил:

— Можно войти?

— Милости просим! — шевельнув гусарскими усами, разулыбался Арсентий Ефимович. — Гости на гости — хозяину радости.

— Что-то сурьезное, Игнатьич? — сразу насторожился Торчков.

— Нет, ничего, — ответил Антон. — Просто заглянул на огонек.

— Вот молодец! С тобой-то мы быстро разберем наш вопрос. Представляешь, Федя Половников только что тут присутствовал. Битый час промолчал, как сыч, и воспарился не солоно хлебавши. Щас об заклад бьемся с Арсюхой: зачем Федя из Серебровки до Березовки сапоги топтал?..

— И ни к какому выводу не пришли? — усевшись на предложенную Арсентием Ефимовичем табуретку, спросил Антон.

— Выводов получилось два. Я убеждаю Арсюху, что богомольный Федя молчаливым гипнозом обращал нас в православную веру. Арсюха же доказывает, будто Половников в моем присутствии испужался заводить разговор об очень сурьезном для него деле. На чьей стороне твое мнение в нашем споре?

Бирюков улыбнулся:

— На вашем месте, я спросил бы самого Федора Степановича.

— Этот конкретный вопрос Арсюха ему и задавал. Федя в ответ — ни бэ, ни мэ. Надвинул на рыжий кум-пол картуз и — поминай как звали. Чудак ненормальный, а?.. Чего, спрашивается, по темноте семь верст киселя хлебал?..