— Значит, Жарков уехал от вас на протезе?
Половников молча кивнул. Кротов переглянулся с Бирюковым. Заручившись молчаливой поддержкой Антона, участковый ободряюще заговорил:
— Вот видишь, Федя, какими ценными сведениями ты располагаешь! Давай присядем, пока ботва в огороде подсохнет. Поговорим откровенно. Тебе известно, какую беду разрыли позавчера мелиораторы у Ерошкиной плотины?..
— Краем уха слыхал от Шуры Сластниковой.
— Шура — трескотливая сорока, — Кротов опять вопросительно глянул на Бирюкова. — Тебе вот сейчас сам начальник районного угрозыска кое-что расскажет…
Половников, словно раздумывая, прислонил к верстаку насаженные на новый черенок вилы. Лежавшим у крыльца голиком смахнул пыль со скамейки возле стены дома и вроде как с неохотой предложил:
— Садитесь, незванные гости. Разговор, можа, долгий получится.
Бирюков и Кротов сели на скамейку. Сам Половников уселся на принесенную от сеновала чурку и выжидательно замер, постукивая друг о дружку бугристыми ногтями скрюченных пальцев рук. Когда Антон рассказал ему о разрытом захоронении, проговорил:
— В позапрошлый вечер Шура Сластникова в бригадной конторе мыла пол и подслухала, как возвернувшиеся от плотины бригадир Гвоздарев с Лукьяном Худневским меж собой обсуждали, кто бы мог там оказаться зарытым…
— И к какому выводу они пришли? — спросил Антон.
— Кто их знает…
— А вы что об этом думаете?
— Дак, понятно, что… Если с протезой, акромя Жаркова, некому из местных мужчин в той могиле быть. Вчерась к ночи хотел Арсентию Инюшкину об своем мнении сказать, дак у Арсентия Иван Торчков находился. При Иване скажи — разом небылицу сочинит…
Мало-помалу разговор завязался. Осторожными уточняющими вопросами Бирюкову удалось выяснить суть дела. По словам Федора Степановича, Жарков очень уважительно относился к его отцу. Ценил кузнеца за мастеровые руки. Степан Половников тоже уважал председателя и, видя, как тому нелегко постоянно передвигаться на костылях, надумал сделать ему протез. Чтобы не опростоволоситься перед односельчанами в случае неудачи, задумку свою кузнец держал в тайне. Знали об этом, кроме самого кузнеца, лишь помогавший ему сын Федя да Жарков. Сложность изготовления протеза заключалась в том, что в культе, оставшейся ниже колена, заросли осколки от гранаты. Надо было придумать такую форму крепления к ноге, чтобы ни малейшего нажима на культю не было. И Степан Половников после многих примерок все-таки изготовил удобную конструкцию. Федя своими глазами видел, с каким облегчением, хотя и сильно прихрамывая, расхаживал по избе Жарков на протезе. В большой радости он даже оставил у Половниковых костыли.
Искать Жаркова начали на четвертый или пятый день после того, как он уехал из Серебровки. Вначале предполагали, что председатель отправился по делам в райцентр либо в Новосибирск. Когда выяснилось, что ни в райцентре, ни в Новосибирске его не было, подняли переполох.
— И тут мамаша, царство ей небесное, — Федор Степанович привычно перекрестился, — приказала мне изрубить оставленные Жарковым костыли.
— Зачем? — спросил Антон.
— С перепугу.
— А вообще, как она к Жаркову относилась?
— Дак, вроде бы, неплохо… — Половников замялся. — Жарков хотя и коммунистом был, но церковь в Березовке сохранил. За это все верующие были ему благодарны.
Стараясь не торопить Федора Степановича, Бирюков постепенно перевел разговор к утопленнику, обнаруженному у Ерошкиной плотины через год после исчезновения Жаркова, и почти неожиданно узнал обстоятельства обнаружения, можно сказать, из первых уст. Оказывается, осенью в тридцать втором году у плотины сильно понизился уровень воды. Чтобы сберечь ее остатки и еще поднакопить для зимней работы крупорушки, решили наглухо перекрыть деревянный щит-запор. Стали его опускать, а щит до конца не опускается. На помощь позвали кузнеца Половникова, чтобы поглядеть: не повреждены ли навесные петли затвора? Сам кузнец остался на плотине, а сына послал вниз. Раздевшись донага, Федя забрел по пояс в воду перед затвором, пытаясь оглядеть нижние петли, и нечаянно наступил на что-то мягкое…
Федор Степанович опять перекрестился:
— Глянул себе под ноги и чуть не обмер. Это ж я на мертвеца наткнулся. Течением его, упокойника, аж под самый затвор затянуло. Помню, закричал не своим голосом. Испужался. Папашка сверху ко мне прямо в одеже бухнулся. Новый предколхоза Лукьян Хлудневский, находившийся на крупорушке, ошалело в воду залез. Когда разглядели, что там находится, сразу погнали верхового нарочного в районный центр за следователями. Ей-Богу, не вру…
— Кто из райцентра приехал? — спросил Бирюков.
— Дак, с перепугу я запомнил одного — Николая Тропынина. Серебровский парень служил в районном ГПУ или НКВД, не знаю, как правильно его служба называлась. Он вроде бы главным заводилой в следствии являлся. Лично сам вытащил из воды того упокойника с вальцовой шестерней на ногах.
— Чем эта шестерня была привязана к ногам?
— Кажись, веревкой. Чем еще?..
— Не ремнем?
Половников, хмуро задумавшись, провел ладонью по обвислым седым усам, словно снимая с них паутину:
— Кажись, нет.