Архивраг. Книга четвертая. Максимальные ставки (СИ)

- На столе лежал выпотрошенный труп девочки - его восьмилетней дочери. Он жрал свою дочь, понимаешь?! Жрал! Его лицо не выражало ничего, кроме безумия и, заприметив милиционеров, он встал и пошел на них. Одному из них хватило благоразумия после предупреждения сделать выстрел и по свидетельским показаниям, пилот - или то, во что он превратился - выдержал восемь прямых попаданий в области, где располагаются жизненно важные органы и только два - вдумайся, два! - выстрела в сердце и один в голову оборвали его жизнь.

Никто не смог дать объяснение трагедии и тому, что побудило пилота сотворить такое. Его жена сейчас проходит курс лечения в закрытой психиатрической лечебнице и, насколько мне известно, там ей придется провести остаток своих дней. Но это еще не все. Мой товарищ, единственный, кто кроме меня выжил в том злополучном рейде в Зоне, заболел. Об этом мне сообщил его брат, зная, что мы друзья. Известно ли тебе или нет, но те, кто бывал в аномальных землях лечатся не совсем у обычных врачей и у членов семьи берут подписку о том, чтобы они звонили по специальному номеру экстренной медицинской поддержки, даже если речь идет о банальном гриппе. Структуру курирует ФСБ, но доступом к ее исследованиям обладает и наше Управление. Так вот его увезли и поместили в специально изолированную капсулу и стали за ним наблюдать.

Он начал изменяться.

Его тело покрылось каким-то странными и уродливыми наростами, а затем затянулось непонятной органической пленкой. Со временем он вообще перестал походить на человека и превратился в неведомое образование. Все эти томограммы, рентгеноскопия, химический анализ ничего не дали - врачи только и несли никому непонятную белиберду, пока, наконец, это существо не перестало подавать признаки жизни. Сделали повторные замеры с разным временным интервалом, но ответ был однозначным: он - мертв. Как только образцы изъяли для дальнейших исследований, остальное тело решили кремировать. Его засунули в специальный крематорий и подали высокотемпературный газ. Я лично наблюдал через защитное стекло за процедурой и как сейчас помню все, что случилось дальше. Пламя, температурой в тысячу градусов, не только не сожгло труп, но и вообще не нанесло ему сколь угодно видимых повреждений. Чекисты, я и еще семеро специалистов просто остолбенели. Кто-то предложил увеличить до максимума температуру, но очередная попытка провалилась.

Голос Селезнева задрожал, а глаза стали влажными. Он посмотрел в лицо сталкеру и спросил:

- Ты знаешь, что самое страшное, Меткий? - Селезнев впервые за время своего присутствия назвал сталкера его прозвищем. Сталкер опустил глаза и молча слушал. Грушник подошел к нему и посмотрел в лицо. - Самое страшное заключалось в том, что он снова начал дышать. Мертвец стал дышать, ты можешь себе представить? Эта тварь уже не была моим другом, она была чем-то другим. Частью Зоны.

Офицер отошел в сторону и, глядя куда-то в пустоту, продолжил.

- Мы применили все возможные способы уничтожения - от кислоты и гамма-излучения до использования взрывчатого вещества и супербактерий, но все без толку. Оставался один выход - убрать его куда подальше. Закопать где-то в вечной мерзлоте не рискнули - кто знает, на что оно способно, если вдруг вырвется наружу. Тогда существо поместили в бронированную просвинцованную изокапсулу - к тому моменту оно фонило, как активная зона реактора. Шел март две тысячи седьмого года, когда весь мир облетела новость о запуске очередного искусственного спутника Земли, закончившийся неудачей. В Роскосмосе потом заявляли, мол, вывод на орбиту сорвался якобы из-за допущенной ошибки в расчетах, а сам груз был потерян. Так вот, все это ложь. На самом деле его запустили в сторону Солнца. Вместо спутника ракета-носитель вынесла в открытое безвоздушное пространство изокапсулу с тем существом, в которое превратился мой друг.

Селезнев сделал глубокий вдох, словно собирался с силами.

- Последовавшие полгода с того момента я много пил и решительно настроился подать в отставку. Как бы меня не уговаривали, я оставался непреклонен. Написал рапорт и надеялся, его примут, а я навсегда оставлю службу и уеду в свое Подмосковье. Всем сердцем я этого хотел, но однажды, сидя у себя дома, наткнулся на старую забытую фотографию, где были запечатлены мы с моим товарищем на рыбалке. На его простом и добродушном русском лице навсегда запечатлелась улыбка.