Архивы Дрездена: Поле боя. Сочельник

Тут с моими глазами что-то стряслось, и я перестал видеть что-либо, кроме бесформенного пламени в камине, и чашку видеть тоже перестал, но все же поднес ее к губам и отпил сладкого молока с капелькой кофе.

На секунду я почувствовал запах старого отцовского лосьона после бритья. На секунду я услышал его смех – такой оглушительный, что из папиных глаз, должно быть, катились слезы. На секунду я почувствовал у себя на плече его руку.

Я пил и пил из чашки, которую подарил отцу на наше последнее совместное Рождество. И воспоминания о каждом рождественском утре – смех, игры, объятия – проносились у меня в голове с такой яркостью, что я даже запыхался, когда вспоминал, как гонялся за папой по двору, размахивая новеньким световым мечом из пластмассы.

Не открывая глаз, я допил кофе до дна и сказал:

– Люблю тебя, пап.

А когда взглянул на Крингла, тот улыбался мне сверху вниз. Наконец подмигнул, закинул мешок за спину и повернулся к камину, но пробурчал, едва сдерживая клокочущий в горле смех:

– Ах да. Еще один момент.

Я услышал позади себя глухой стук.

И обернулся.

В дверях комнаты для отдыха стояла Мэгги. У ее ног лежала подушка, которую, по всей очевидности, моя дочь до недавнего времени держала в руках. Разинув рот, Мэгги смотрела на Крингла.

– Хо-хо-хо, – негромко хохотнул он, вежливо кивнул моей дочери, постучал пальцем по крылу носа и… просто исчез в дымоходе.

– Ого, – выдохнула Мэгги, а когда встретилась со мною взглядом, ее черные глаза были раскрыты шире, чем когда бы то ни было. – Вот это да!

Звук ее голоса был для Мыша чем-то вроде стартового пистолета. Пес мигом проснулся, вскочил и стал взволнованно озираться.

– Чего ты ждешь? – спросил я у дочери и бросился к входной двери. – Пойдем!

Ее большеглазое личико засветилось от восторга. Она припустила за мной, а Мыш мчался следом, едва не наступая ей на пятки.

Я распахнул дверь, и все мы выбежали во двор, где, вдыхая ночной воздух, увидели, как с крыши каскадом низвергается снег, а в небо взмывают сани, северные олени и все такое прочее.

– Ух ты! – воскликнула Мэгги. – Санта, он настоящий! И он принес мне велосипед!

Я посмотрел на нее, на удалявшиеся сани и улыбнулся так широко, что лицо едва не треснуло пополам:

– Ага. Велосипед. Да еще какой!

А прежде, чем сани растворились в небесах, до нас донесся возглас Крингла:

– Счастливого всем Рождества и доброй ночи!