Архивы Дрездена: Ведьмин час

Мои носки, пропитавшиеся слизью, были невероятно скользкими, но я все же сумел подняться и побрел вперед, хлюпая эктоплазмой, а по пути, стараясь не смотреть на Лару, выразительно прошипел:

– Не убивай его. Если убьешь, считай, что мы зря старались.

– А ты не задерживайся, – парировала она гортанно, чувственно, со стонущим призвуком в каждом слове. Зрачки ее стали крошечными, словно бусинки. Глаза почти целиком побелели и перестали походить на человеческие. Точно такие же глаза я видел у демона Голода – много лет назад, когда обследовал брата чародейским Зрением. – Он сильнее, чем кажется. Я серьезно ранена. Еще не исцелилась.

Эйнхерий оставался на прежнем месте: взгляд пустой, на лице печать невыразимых мучений, движения в такт с движениями Лары. По сравнению с этим мускулистым великаном она казалась совсем крошечной, но в тот момент у великана не было ни единого шанса на спасение. Этот мужчина веками совершенствовался в своей профессии, но оказался бессилен перед способностями Лары. И в этом не было ни капли достоинства.

Неужто во время соития все мы выглядим так по-дурацки нелепо?

Угу. Наверное. Даже если в нем не участвует суккуб.

Глядя на вампиршу и ее жертву, я попытался вспомнить, когда именно перестал сражаться против чудовищ и стал действовать с ними заодно.

Но потом отбросил эти мысли, схватил охапку полотенец и отправился на поиски брата.

Глава 27

В конце коридора я обнаружил в полу тяжелый люк.

И замер.

Мое сердце забилось быстрее.

Этот люк не соответствовал внутренней отделке замка. Камни вокруг него лежали как-то неровно. Он был старый, сделанный из тяжелого дерева.

И еще опаленный.

Потому что этот люк принадлежал мне.

Мой люк из моей старой квартиры, люк, что в прошлом вел в подвал, в мою лабораторию. На нем сохранилось кольцо, за которое я тянул, чтобы поднять этот люк. Но появилась задвижка, которой раньше не было.

Стряхнув с себя оцепенение, дрожащей рукой я отодвинул засов и потянул за кольцо. Люк поднялся с легкостью – в точности так же, как всегда; он, черт побери, даже скрипнул там, где должен был скрипнуть. В груди у меня защемило, в глазах защипало…

Адские погремушки, как же хотелось почувствовать, что я снова дома!

Но вместо этого я стоял в доме Джонни Марконе.

В глубине души что-то шевельнулось. Нет, не гнев. Это чувство было не таким эфемерным и преходящим, как гнев. И вызвала его не эмоциональная боль, а нечто иное, древнее, даже первобытное, как бывает, когда у тебя отбирают нечто принадлежащее тебе.

Так нельзя. Но до этого никому нет дела. Никто и палец о палец не ударит, чтобы все исправить.

Разве что я сам.

Внутри меня что-то щелкнуло и встало на место.

С тех самых пор, как вампиры Красной Коллегии похитили Мэгги, меня швыряло из одной беды в другую, и я только и делал, что пытался выжить. Вся эта ситуация – еще одна буря энтропии, из которой мне надо как-то выбраться. Не исключено, что я погибну. Снова. С формальной точки зрения.

Но теперь все изменилось. Я вошел в жизнь Мэгги. Возможно, однажды дочь попросит отвести ее к алтарю.

Может, пришло время положить конец этим бедам.

Может, пора взяться за дело по-серьезному.

Брат лежал в позе эмбриона, обнаженный и поразительно худой, словно за последние сутки потерял фунтов сорок. Выглядел он лучше, но в то же время хуже. На теле не осталось ни крови, ни синяков, и, хотя вывернутые под неестественным углом руки производили жуткое впечатление, лицо Томаса снова стало узнаваемым – ведь у вампиров имеются свои регенеративные преимущества, – хотя кожа, обтянувшая прежде мускулистый торс, выглядела так, словно ей не помешало бы добавить размер-другой.

Но выражение его лица повергло меня в ужас. Брат смотрел на меня глазами цвета ртути, и в его стеклянном взгляде не было ничего, кроме примитивной звериной боли.

– Томас, – прошептал я. – Это Гарри.

Он не ответил. Лишь заморгал от света.

– Слышишь меня?

Он присмотрелся и издал тихий сдавленный звук.

– Адские погремушки… – сказал я.

Лестницы за люком не оказалось, поэтому я, поморщившись, сел, свесив ноги, и спрыгнул в подвал так тихо, как только мог.

Расстояние было ощутимым, но я все же смог не приземлиться на Томаса и не шлепнуться на задницу.

– Пойдем, – сказал я. – Нам пора.

Довольно долго он не реагировал. Затем пошевелился, и оказалось, что я ждал этого момента затаив дыхание. Мой брат был жив.

Но от него мало что осталось.

Звезды и камни… Свартальвы обработали его на совесть. Заковывать в железо не стали – просто избили до такой степени, чтобы он не мог сбежать. Мне бы прийти в ярость, но я понимал, что у сверхъестественных существ такие действия считаются не садистскими, а эффективными. Черт возьми! Им было бы проще убить Томаса на месте, а затем сообщить о покушении на жизнь Этри и объявить, что убийца был нейтрализован. Но вместо этого они придерживались правил договора.

Томас был жив. Но против Голода не попрешь, и, чтобы не умереть, брат питался собственным телом.

– Томас, у нас мало времени, – сказал я. – Поднимайся, бездельник. Нам пора.