Архивы Дрездена: Ведьмин час

Прежде чем я понял, что она пришла в движение, Лара вплотную приблизилась к охраннику, поднырнула ему под руки и оказалась между ним и винтовкой, спиной к его груди. Эйнхерий и вздрогнуть толком не успел, как Лара ударила его по руке, едва не спустившей курок, затем вцепилась в оружие, и оба сошлись в схватке за автомат. Парой секунд позже эйнхерий отказался от попыток вернуть контроль над оружием, а вместо этого громадной правой ладонью вцепился Ларе в горло и начал душить ее с такой силой, что мускулы и сухожилия на предплечье напружинились, будто стальные тросы.

Тем временем пауки, шипя и посвистывая, стали напрыгивать на ближайшую жертву, и так уж вышло, что этой жертвой оказался Гарри Дрезден.

– Ай, фу, кыш! – по-мужски грозно крикнул я.

Сами знаете, здоровенные пауки – та еще гадость. Я имею в виду, представьте, что вы, пребывая в нижнем белье, опускаете глаза и видите, как по вашему почти обнаженному телу, размахивая клешнями, взбираются гигантские снежные крабы. Вы тоже последовали бы моему примеру и крикнули что-нибудь по-мужски грозное, дабы приготовиться к битве.

Света было немного, а времени и того меньше. Первого паука я свирепо пнул ногой, и тот отлетел в сторону, будто дряблый кикбольный мяч, наполненный арахисовым маслом. Вторую гадину я перехватил в воздухе, когда она прыгнула мне в лицо, и тут же почувствовал острейшую боль: остальные четверо вгрызлись в меня своими хелицерами. Секунду-другую после укуса вы почти ничего не чувствуете – пока тот, кто цапнул вас, не начнет докучливо мотать головой, пытаясь оторвать кусок вашей плоти, – а затем укушенную конечность как будто пронзают острые серебряные молнии. Щелкали хелицеры, сочился яд, и скорость моего сердцебиения взлетела до небывалых высот.

Две черные вдовы, которых я отшвырнул, очухались и примкнули к остальным.

А затем, спустя несколько безумных мгновений, образы пауков задрожали и расплескались полупрозрачной слизью. Буквально секунду назад десятки паучьих лапок протыкали мою кожу везде, куда могли дотянуться, а хелицеры впрыскивали в меня жгучий яд, но теперь я стоял, весь покрытый эктоплазмой и крошечными ранками.

Чертов призварит.

Оставалось лишь надеяться, что попадание эктоплазмы в кровоток не повлечет за собой негативных последствий – поскольку, каким бы смертельным ни был тот яд, теперь он определенно превратился в эктоплазму.

Словно выброшенная на берег рыба, я шлепнулся на пол, заляпанный сверхъестественной слизью и оттого скользкий, как горка в аквапарке, и отчаянно барахтался, пока меня не развернуло лицом к Ларе.

Она по-прежнему стояла спиной к эйнхерию. Во время схватки автомат упал на пол, и теперь охранник душил Лару обеими руками. Ее лицо побагровело, а губы приобрели уродливый сероватый оттенок. Я не понимал, почему она не сопротивляется, пока не увидел, где находятся ее руки – за спиной, у поясницы.

Лара не собиралась вырываться. Она готовилась нанести решающий удар – дергалась, извивалась, а несчастный тупица сдавливал ей горло и думал, что уже победил…

…Пока не расстегнулись его форменные брюки. Лара торжествующе осклабилась и прижалась к эйнхерию, и тот изумленно вздохнул, широко раскрыл глаза и уставился в пустоту расфокусированным взглядом.

Схватка закончилась. Лицо полузадушенной Лары расплылось в довольной улыбке. Она провела ладонями по предплечьям эйнхерия и нежно потянула его пальцы. Он тут же отпустил ее горло, и его руки скользнули Ларе на плечи, а затем на грудь. Она кашлянула, глухо замурлыкала по-кошачьи, и ее бедра задвигались в плавном ритме.

Эйнхерий зашатался и, чтобы не упасть, оперся на стол, но Лара не отпускала его, легко и грациозно компенсируя неловкость его движений, и выглядела при этом как нечто среднее между партнершей по танцу, любовницей и голодной паучихой, что готовится к скорому пиршеству, опутывая свою жертву паутиной.

Она с ухмылкой оглянулась на эйнхерия и снова посмотрела на меня. Глаза у нее были как жидкое серебро, ни дать ни взять два зеркальца. Темно-красные отметины на горле, обещавшие превратиться в синяки, поблекли у меня на глазах, а охранник задышал еще тяжелее и отчаяннее.

– Что это было? – осведомилась Лара так тихо и сипло, будто последние десять лет только и делала, что пила виски. – Гигантские пауки? Черт побери, Дрезден!

Следующую секунду я только и делал, что смотрел на нее. Даже теперь, с несколько иной аурой, Лара являла собой одно из самых ужасающе эротичных зрелищ, что я когда-либо видел. Ее очарование притягивало меня, взывая к человеческим гормонам, – не говоря уже о том, что Зимняя мантия совсем спятила от похоти и ей страшно хотелось бросить вызов эйнхерию, забить его до смерти и овладеть Ларой по праву завоевания.

Но это был не я, а всего лишь мантия и плоть, снедаемые своими желаниями. На самом деле я не такой, думал я и боролся с эмоциями, пытаясь очистить разум и собрать волю в кулак, пока не вспомнил, зачем я здесь.

Томас.

Надо спасти брата.