Но при существующем режиме и действующих в те годы правилах обо всем, что могло вызвать хоть малейшее подозрение, лоцманы были обязаны немедленно докладывать Москве. А поэтому все, что происходило на «Комете», Москва всегда и все знала в полном объеме. Это же, но только в 2000 году, подтверждает и А. Черепков, ссылаясь на донесение одного из лоцманов: «Командование крейсера не скрывало… что они военные офицеры и что на борту команда состоит из военных моряков. Все время нашего пребывания на борту ежедневно производился полный военный церемониал». Даже простые моряки с советских ледоколов, обеспечивавших переход «Донау» по Севморпути, понимали, что германский транспорт является военным судном, замаскированным под коммерческое судно. В основном из-за необычайно высоких бортов, которые были явно надставными с тем, чтобы в нужное время они могли быть опущены.
Однако вернемся в пролив Маточкин Шар, где в ожидании ледоколов стоял нарядный «Донау».
В эти дни, вполне естественно, Р. Эйссен твердо настаивает на выходе в море без сопровождения ледокола, тем более что у него на борту теперь уже находятся советские лоцманы. Если судить по рассказу Роберта Эйссена, то районом стоянки «Комета» в проливе был район мыса Лагерный, который на тот период характеризовался Лоцией следующим образом:
Лучшим местом якорной стоянки в проливе Маточкин Шар является рейд у мыса Лагерный, который закрыт от всех сторон. Погрузка и выгрузка судов здесь возможна только на рейде. Пресную воду можно доставлять шлюпками из ручьев Кислый, Ущельный и Чистый.
На мысе Лагерный имеется 9 деревянных рубленых домов, заселенных промышленниками. Имеется больница на 15 коек. В домах можно разместить до 150 человек.
Неясно, почему этим на предложение Р. Эйссена идти в Карское море без ледокола соглашаются Карельских и Сергиевский, но «Комет» идет в направлении Карского моря. Правда, очень быстро это самостоятельное плавание заканчивается у сплошного ледового поля в Карском море. И Эйссену пришлось дать радиограмму руководителю Западного сектора Севморпути с запросом о дальнейших действиях. Но прежде пришлось вернуться в Маточкин Шар и довольствоваться «новой проверкой на терпение».
…я велел сообщить радиограммой руководителю западной части Сибирского морского пути, который находился на «Сталине», что наш корабль стоит у западной кромки ледового поля в Карском море и просит дальнейших указаний. На это я получил ответ, что в течение нескольких дней из-за сильного тумана разведывательные полеты невозможны и что поэтому нет ясной картины относительно ледовой ситуации, и что мне следует вернуться обратно в пролив Маточкин Шар и там, встав на якорь в подходящем месте, ждать последующих указаний.
Ну что оставалось делать? Мне пришлось развернуться, потому что свободного ледокола для меня не было. И тогда самой малой скоростью я двинулся назад, встал на якорь в бухте сразу же на восточном выходе из пролива Маточкин Шар, чтобы снова пройти проверку на терпение.
На этот раз скорее всего фашистский рейдер встал на якорь в глухой бухте недалеко от восточного мыса Выходной. Кстати, соглашательская позиция советских лоцманов о начале движения в Карское море, не ожидая ледокола, была весьма на руку советской стороне: на некоторое время Эйссен прекратил быть слишком напористым. Правда, до той поры, пока не выполнил здесь всю намеченную программу своей деятельности. Тем более что ему пришлось считаться с постоянным присутствием на борту рейдера «глаз и ушей Москвы».
Но Эйссен все же был один из опытнейших морских разведчиков Третьего рейха и отличным флотским офицером. Он совершенно не хочет сидеть без дела и после некоторых раздумий снова берет инициативу в свои руки, то есть организует отдых своего экипажа в виде высадки на берег «шуточного десанта». Естественно, что советские лоцманы категорически против высадки иностранцев на советские берега. Однако Эйссен потребовал запросить Москву, и разрешение на береговой отдых германского экипажа было получено. Так были начаты бесконтрольные с советской стороны «шуточные» высадки фашистских десантов, и в первую очередь в Маточкином Шаре.