Арктическая одиссея. Как «хозяйничали» нацисты в советской Арктике

Проводка «Кагановича» началась при вполне благоприятной ледовой обстановке. Но вскоре дальнейший путь оказался исключительно сложным, так как видимость вновь резко ухудшилась, а суда вошли в зону мощных торосистых льдов. Хуже того — навалила стена густого тумана, температура воздуха упала ниже нуля и запорошил мелкий снег. А вечером неожиданно сильный ветер поволок ледокол и «Комет» вместе с ледовым полем на малые глубины. В своей газетной статье Эйссен так описывает этот участок плавания в «ледовом аду»:

Восточнее Медвежьих островов мы сразу же попали в толстый лед, однако пока мы следовали за ледоколом «Каганович» все вначале шло хорошо. Но потом лед стал еще толще, и ледовые лоцманы уже высказали предположение, что, вероятно, скоро придется идти через еще более толстый лед. Так прошло два дня, а прежде всего две ночи, которые вряд ли кто-нибудь из нас позабудет. Но особенно мне они стоили нервов. Прошли 31 августа и 1 сентября, а мне уже почти хватило всего того, что с нами случилось. Лед сплоченностью 9 баллов, к тому же резкий шквалистый ветер, сильно дрейфующий лед и частичная темнота, когда приходится работать только с прожекторами. Мы все время шли по ледовым полям, которые вселяли в нас страх. Нам приходилось, несмотря на помощь ледокола, также двигаться задним ходом и, разогнавшись, обрушиваться на тяжелый лед, разбивая его. Судно часто содрогалось по всем швам, а меня прежде всего угнетал страх за сохранность руля и винта.

Уже всего этого мне было достаточно, но потом стало хуже. Руль вдруг перестал слушаться. Ничего не помогало, и мне пришлось остановиться и беспомощно дрейфовать во льду. Тот, кто хоть раз побывал в подобной ситуации, вряд ли пожелает ее повторения. Прошло довольно много времени, пока наконец удалось установить причину предполагаемой поломки и, как нам казалось, устранить ее. Я, к сожалению, не мог встать на ледовый якорь на льду, поскольку мы не подумали прихватить его с собой. Чтобы быть готовым к подобным случаям в будущем, я приказал изготовить якорь из подручных средств.

Руль же после нескольких часов, проведенных нами с замиранием сердца, снова стал работать вместе с машиной, и мы начали медленно двигаться. Однако очередной выход рулевой машины из строя через некоторое время показал нам, что с ним не все ясно. Мы сидели так прочно во льду, что все попытки ледокола «Каганович» освободить нас казались напрасными. И только лишь через несколько часов, после нескольких разбежек, наконец-таки ему удалось привести «Комет» в движение.

Но, в конце концов, искусство советских ледокольщиков и лоцманов одержало победу над стихией, и ранним утром 1 сентября рейдер благополучно вошел в полосу разреженных льдов у острова Айон. Здесь «Лазарь Каганович» оставил рейдер на защищенной якорной стоянке, а сам поспешил на выручку к пробивавшемуся с востока советскому пароходу.

Неожиданности арктического плавания

Вернулся ледокол примерно через 10 часов с известием, которое ошеломило Эйссена куда больше, нежели пережитое им во время ожидания начала проводки и даже недавнего опаснейшего ледового дрейфа:

…ледокол «Каганович» спустил на воду шлюпку, на которой к нам на борт прибыли руководитель восточного сектора морского пути и капитан ледокола.

Они сообщили мне, что из Москвы поступило указание не вести меня далее на восток, а снова сопроводить назад. В качестве причины данного указания мне было сказано, что в Беринговом проливе были замечены сторожевики и подводные лодки противника. Кроме того, мне было сказано, что в Беринговом море есть американские суда, которые не должны узнать, что немецкое судно прошло по СМП при помощи СССР.

Я спокойно выслушал это сообщение, не показывая ни волнения, ни разочарования. Но внутри меня эта бомба произвела совсем другой эффект. В моей памяти, как на мгновенно раскручивающейся кинопленке, промелькнуло все, что произошло за эти дни с момента моего выхода из немецкого порта: сдерживающую нас медлительность русских, игры в прятки и бесконечное ожидание в Баренцевом море, первый напрасный прорыв через лед, симуляция болезни руководителем на ледоколе, ад полярного шторма среди трескающихся льдин, но теперь лед был уже позади нас. И всего лишь 400 морских миль отделяли наше судно от Берингова пролива, от нашей столь желанной позиции для наступления на британцев, и мы должны разворачиваться?

Мне сразу стало ясно, что подобное дерзкое требование даже не подлежит обсуждению, но это означало, что теперь нам придется действовать самостоятельно. И очевидно, здесь в последний раз ею (советской стороной. — Ает.) была предпринята попытка остановить рейдер, на сей раз насильственно — под предлогом дипломатических осложнений…