в результате проведенных в 1937—38 гг. репрессивных мер к/р и повстанческий элемент среди народов Севера в основном был изъят, остававшееся в то время взрослое население нивхов и эвенков в возрасте от 40 до 60 лет, составлявшее примерно 36% к общему числу взрослого населения народов Севера, и молодежь, выросшая в годы Советской власти и составлявшая примерно 64% к общему числу взрослого населения, правильно понимали политику Советского правительства, шли в ногу с проводимыми мероприятиями Советской власти, а оставшиеся среди них а/с элементы в незначительном количестве активную деятельность прекратили и в последние годы часть из них перешла на платформу по пути с Советской властью, а остальная часть изымалась нашими органами путем ареста по мере ее активизации{1172}
.В конечном счете коренные северяне не были в основном жертвами, поскольку они больше не были «отсталыми племенами». В августе 1938 г. Совнарком потребовал, чтобы Главсевморпуть занимался своими прямыми обязанностями по эксплуатации Северного морского пути, не тратил времени и ресурсов на менее срочные дела и передал местное население в юрисдикцию местных организаций{1173}
. Малые народы Севера утратили последние следы особого правового статуса, который был предоставлен им сначала Сперанским, а затем — Комитетом Севера.Символично, что этому событию предшествовала отмена новой северной письменности и замена ее кириллицей{1174}
. Многие создатели этой письменности, северные этнографы и другие столичные друзья туземцев, были арестованы. Такая же судьба постигла руководство Главсевморпути (за исключением Шмвдта, который вовремя уплыл на Северный полюс), Союззаготпушнины, Дальстроя, а также Коми, Бурятской и Якутской республик и Дальневосточного округа{1175}. Если «отсталые племена северных окраин» больше не были отсталыми, то лучшим местом для специалистов по отсталым племенам были северные окраины. А те представители коренных народов, которые сами избежали ареста, получали денежное вознаграждение за поимку беглецов{1176}.Большое путешествие малых народов
Не успели кочевые народы Севера утратить особый правовой статус и стать последними среди равных в «братской семье советских народов», как их литературные акции заметно подскочили. Наглядным доказательством триумфа сталинского «обретенного рая» служил вновь сформулированный канон социалистического реализма, в котором каждое повествование было притчей о революционном восхождении из первобытного хаоса к разрешению всех противоречий при коммунизме. Человек из народа — непосредственный, не вполне сформировавшийся, но внутренне добродетельный — должен был пройти через различные испытания, соблазны и духовное ученичество на пути к полному осознанию истины и вступлению в ряды дисциплинированных борцов за социализм. По ходу дела он непременно совершал личную революцию, достигал ясности высшего знания и подтверждал верность учения Маркса — Ленина — Сталина и легитимность их преемственности{1177}
.Иначе говоря, образцовая фабула соцреалистического произведения представляла собой историю преодоления отсталости, причем, с точки зрения некоторых советских иконографов, чем больше отсталость, тем резче фокус. Индейцы, дикари, дети природа и прочие бывшие инородцы вышли из леса и встали плечом к плечу с рабочими и крестьянами. «Бродячие» дикари были особенно уместны: самые непосредственные, незрелые и безыскусные плоды русского воображения, они были воплощением сущности юных пролетариев — кочевников в поисках отчего дома[94]
. Кроме того, они были ближе всех к первобытному коммунизму, а это означало, что их путь к научному коммунизму был идеально завершенным, истинно диалектическим и универсальным по своему значению.