Тем не менее театр продолжал укреплять свои позиции, в него вливались новые силы (прибывали очередные этапы), улучшалась материально-техническая база (при ликвидации театра гардероб и оборудование сцены потянули на невероятную сумму — 6 млн рублей). На актеров и режиссеров посыпались награды (некоторым заключенным снизили их гигантские сроки на шесть, а то и на восемь месяцев, а двум вольнонаемным дали заслуженных артистов Коми АССР).
Направленная в далекий поселок Ермаково драматическая труппа, между тем, практически не имела возможности плодотворно работать. Не нашлось приспособленного помещения, отсутствовали такие зрители, как в Игарке, но и там надеялись на лучшие времена, ожидая весной 1950 г. масштабного развертывания строительства.
Однако все обернулось иначе — вдохновителя театра, начальника Северного управления В. А. Барабанова отправили возглавлять другую великую стройку коммунизма — возведение Цимлянского гидроузла, а с театром, из забавы превратившимся в яркий и не всем угодный феномен, предпочли скоропалительно расправиться. Весной 1950 г., когда в Игарке шел генеральный прогон «Сильвы», театр попросту закрыли, а актеров разбросали по разным лагерным отделениям стройки. «Примечательной была преамбула к этому постановлению, вынесенному комиссией: «Признать театр Музкомедии Ансамбля КВО лучшим музыкальным театром в Красноярском крае…» Постановление заканчивалось пунктом о немедленном закрытии сего театра, ввиду создания излишнего авторитета заключенным исполнителям и т. д.».[87]
До момента расформирования администрации строительства Трансполярной магистрали в 1953 г. в структуре культурно-воспитательного отдела Северного управления сохранились лишь эстрадный ансамбль Зиновия Бинкина в г. Салехарде да небольшая драматическая труппа в п. Ермаково, занимавшаяся в основном концертами и одноактными постановками.
Сами актеры, да и многие зрители, называли этот театр «крепостным», но пока он действовал, неизменно давал убежище собранным под его крышей заключенным, вносил хоть какое-то разнообразие в монотонную и тяжелую жизнь остальных лагерников. Для артистов театр был настоящим спасением, на которое они вряд ли надеялись, попав в лагеря.
Работа таких учреждений ГУЛАГа, как театр Северного управления железнодорожных лагерей, лишний раз подтверждает, что нахождение человека на грани жизни и смерти, угроза деградации личности вызывает радикальные перемены в мироощущении человека, парадоксальным образом преображая творческие возможности личности.
В свою очередь те усилия, которые в силу сложившихся обстоятельств были вынуждены осуществлять заключенные актеры и режиссеры, реально помогали им выжить и достичь своеобразного творческого эффекта.
В то же время актеры, режиссеры и музыканты лагерного театра, несомненно, испытывали в своей борьбе за существование и своеобразное раздвоение личности, описанное в современной литературе, когда они, раскрывая заложенные в произведениях образы и символы, доносили до зрителя и некий иной смысл, прежде всего — свои индивидуальные переживания. «Параллельное бытие на подмостках сталинского официоза и наедине, за закрытыми дверьми мастерской, чаще протекало как бы согласно различным художественным законам».[88]
Особый колорит деятельности театра придавала зрительская публика. Можно с большой долей уверенности говорить о том, что других таких примеров столь теплой и искренней поддержки, которую оказывали заключенные актерам, привести сложно. Такой противоречивый, замешанный на ужасе лагерной жизни и стремлении человеческой души к светлому и чистому идеалу контакт между аудиторией и артистами, конечно, придавал дополнительный импульс работе театрального коллектива.
Руководство стройки позволяло творческому коллективу порой выходить за строго очерченные рамки правил и ограничений. Театр выступал не только на сценах лагерных клубов, артисты также выезжали на гастроли, побывав во всех близлежащих городах — Салехарде, Ухте, Игарке, Норильске.
В одном из своих писем домой главный художник театра Дмитрий Зеленков сообщал: «В начале августа опереточная часть нашего театра получила приглашение посетить г. Норильск — это еще дальше на север. За нами выслали комфортабельный пароход, я и гл. дирижер театра заняли каюту I-го класса и поплыли по волнам Енисея дальше на север. Поездка оказалась очень удачной — мы немножко нюхнули относительной свободы. Я всегда вспоминаю эту поездку с удовольствием. Полтора месяца гастролей с прекрасным питанием, очень уютным жильем, успехом у публики, стыдливыми взглядами некоторых дам, взволнованных, очевидно, видом моих черных вьющихся бакенбардов, которые время от времени почему-то появляются у меня, — все это вместе взятое составляет приятный материал для воспоминаний».[89]