– С угощениями, – показал пакет с выглядывающим стеклянным горлышком Баррет. – В гости пригласите?
– Проходите, господа. Если вам негде распить бутылку, давайте в холле. Если поговорить с глазу на глаз, пройдёмте ко мне.
– К вам, Лев Илларионович, только к вам.
Баррет обвёл взглядом бар и, заметив скучающих за стойкой шахтёров, подмигнул Стокману:
– Поговаривают, вы на них неплохо зарабатываете?
– Вам уже нажаловались? Вы только поглядите – сами уговаривают, потом жалуются. Совсем не осталось у людей совести. А ведь сколько из них мне ещё должны! И заметьте, я не бегу к вам с претензиями, чтобы выбили их долги. Но если дело так пойдёт и дальше, придётся обратиться к констеблю, – Лев Илларионович заглянул в глаза Ларсу. – Ведь вы отвечаете за здешний порядок?
– Нет, нет, никаких претензий! – запротестовал Баррет. – А что, действительно хороший бизнес? Может, и нам с Ларсом попробовать? Я неплохо играю в шахматы. На шахматы высокие ставки?
– Ну какие ставки, Нил? Какой же это бизнес, господа? – опустил бегающие глаза Стокман. – Так… баловство. Я ведь тоже иногда проигрываю. Проходите ко мне, пробудете с полчаса и сами увидите, как непременно кто-то заглянет и сам станет умолять отыграться. А потом побежит к вам жаловаться. С кем приходится иметь дело? – вздохнул Лев Илларионович. – На «Заразломной» мы сутками напролёт резались в преферанс. Так и суммы куда были солидней, и азарта побольше. Но никто не плакался, а твёрдо соблюдал честь карточного долга. Как же давно это было… Когда вы меня вернёте домой?! – вдруг, взвизгнув, стукнул по столу Стокман.
В ответ Нил Баррет долго и степенно изучал этикетку бутылки, выложил коробку конфет с упаковкой фруктов, поискал взглядом стаканы и как бы между делом заметил:
– Да как же вам поможешь, если вы делаете всё для того, чтобы нам помешать? Ларс, принесите с бара фужеры. Лев Илларионович, я изо всех сил стараюсь, уговариваю наших дипломатов посодействовать вам, объясняю сложившуюся опасность для вашей, оставшейся в России семьи, бьюсь как рыба об лёд, а что же на поверку получается? Жена ваша в Израиле, сын на Филиппинах. Вот и получается, что нехорошо получается. Как говорит наш Ларс – маленькая ложь порождает большое недоверие. А ведь я был уверен, что мы друзья.
– Вот оно что… – присев на стул, поник Стокман. – Вы покопались в моём белье.
– Не без этого – работа такая. Вы угощайтесь, Лев Илларионович, – предложил Баррет, разливая по фужерам вино. – Угощайтесь, выпейте, как принято, за здоровье, а заодно расскажите нам, зачем вам понадобилось врать?
– Ну какое это враньё? Это не враньё, господа, скорее маленькая неточность. Поймите, мне действительно очень нужно в Москву. А зачем? Ну какая вам разница?
– Так дело не пойдёт, господин Стокман. Или вы говорите мне правду, или я умываю руки.
– Да погодите вы! В том, что я это от вас утаил, нет никакого злого умысла. Я всего лишь слабый человек, а миром правит бумага с водяными знаками. Не мне эту истину вам говорить, господа. Что же в том плохого, что я стремлюсь получить то, что мне заслуженно полагается?
– Дело в деньгах?
– В чём же ещё, господа? Вы ведь не наивные дети и тоже выполняете свою работу не за спасибо?
– Давайте, Лев Илларионович, с этого места поподробнее, – Баррет привычно достал диктофон и положил рядом с бутылкой вина. – На этот раз извольте правду, потому что можете не сомневаться, я обязательно проверю.
– Да, да, конечно, господа, истинную правду, – смутившись, кивнул Стокман. – Мне искренне жаль, что я не решился сказать её вам сразу. Теперь вы имеете полное право мне не доверять. Глупая ситуация…
– Лев Илларионович, вы тянете время.
– Уже начинаю. Вы же, конечно, помните, что я принимал непосредственное участие в строительстве «Заразломной»? – взглянул сквозь фужер на Баррета Стокман и тут же торопливо сам себе ответил: – Конечно, помните. По графику мы должны были сдать её к осени, а сдали весной. Это была отличная работа. Наша команда, от монтажников до инженеров, работала по четырнадцать часов в сутки. Не поверив таким срокам, господин Тарпищев лично прилетел принимать буровую и не нашёл ни одного изъяна. По итогам полугодия нам полагались солидные бонусы. Очень солидные. А лично мне как одному из ведущих менеджеров причиталась сумма с шестью нулями. И что же произошло? В то время, когда я должен был лететь в Москву, где в торжественной обстановке меня бы чествовали, вручив банковский сертификат, врывается сумасшедший военный, и вот я здесь! И где мои бонусы? Кто о них теперь вспомнит? Чем дольше я здесь, тем меньше шансы их получить. Когда я по возвращении стану требовать свои премиальные, меня тут же спросят – а где ты был, когда их раздавали? Никто мне их не вернёт, – Лев Илларионович вздохнул так тоскливо, что Ларсу показалось: ещё мгновение, и он непременно расплачется.
– Деньги любите? – спросил Баррет.