Катков посмотрел на чистый лист докладной записки. Ни одной записи за подходившее к концу дежурство. Доказывай потом, что эфир молчал, как сотню раз дохлая рыба. Он уже представил, как Мосол возьмёт неиспорченный девственный лист и, сделав паузу, многозначительно промолчит. Это худшее, на что он способен. За этим последует просмотр камеры, направленной на пульт Кирилла, дабы определить, не пропустил ли он вспыхнувшую лампу, захватившую сработавшую частоту? А если пропустил, то почему? А если прослушал, то почему не записал? И пошло, поехало…
Такого у Кирилла ещё не случалось, но он видел, как сержант сделал последнее предупреждение задремавшему молдаванину Каролу. Потом по его приказу Карол исписал весь лист фразой: «Не спи, слушай, записывай, сдавай сержанту Мосолу». Унизительная процедура.
Вспомнив, как Карол сладко посапывал, уткнувшись носом в пульт, Кирилл и сам не удержался от зевоты. Хотя, случись ему проспать, Мосол вряд ли станет его заставлять исписывать лист дурацким правилом. После того, как он узнал, что Катков бывший офицер, обращался сержант подчёркнуто сдержанно.
«Слушай, записывай, сдавай! – второй раз зевнул Кирилл. – А ещё не спрашивай, куда эти записи Мосол потом девает». Хотя и так ясно – переводчику на норвежский, затем аналитикам на третий этаж. Другой раз по безобидной фразе в эфире можно вычислить место подводной лодки или затеваемый поход кораблей. Не говоря уже о взлетевшем в воздух не одном самолёте, а целом полку. Да ещё если этот полк ударных ракетоносцев, то тут уж держись! Успеть бы только всех предупредить, чтобы спрятались по норам.
«Да что ж такое? – удивился Кирилл, зевнув в третий раз. – Вроде бы и выспался нормально». Взглянул на часы – дежурства осталось не больше десяти минут, и зевнул ещё раз. Скучно… скучно и уныло.
В это мгновение вспыхнула зелёная лампа-кнопка!
«Ну, наконец-то!» – ткнув в неё пальцем, встряхнувшись, обрадовался Кирилл, словно появившемуся из-за туч лучу солнца.
Он прислушался, погонял вверх-вниз цифры точной настройки и почувствовал, как от волнения перехватило горло. Чёрт бы вас всех побрал – лучше бы он этот сигнал проспал! Нет, он не подслушал перехват норвежского самолёта российским истребителем. В таких случаях требовалось немедленно включать сигнал тревоги, который улетит в координационный центр на Лонгьир. А там лётчика своевременно предупредят и тем самым спасут. За расторопность полагалась премия, и каждый в их группе мечтал получить такой сигнал. Но в последнее время норвежская авиация рисковала всё реже и реже. Не были это и переговоры подбиравшихся к норвежским границам российских кораблей. На другом конце шла обычная рутинная работа. Самолёт запросил у руководителя полётами запуск двигателей, затем разрешение занять девиационный круг. Дальше он будет вертеться, становясь вдоль расчерченных на бетоне линий и списывать накопившиеся в компасе ошибки. Всё бы ничего, если бы только пилот не произнёс так взволновавшее слово – «Рубин». Позывной руководителя полётами на Нагурском. Стараясь успокоиться, Кирилл глубоко вздохнул, но успокоиться не получалось. Тогда он нервно скомкал уже начатый лист и швырнул в урну. Взглянул на высветившуюся частоту, отложил её в памяти и, решительно сбросив наушники, встал. Ведро дерьма вам на голову и на вашу работу – где этот глаз?! Кирилл разглядел под потолком стеклянный ободок и не менее живописно, чем Харрис, продемонстрировал оттопыренный средний палец. Этого ему показалось мало. Тогда он сжал правый кулак и ударом левой переломил руку в локте – вот так по-нашему! Гулко печатая в пол шаги, прошёл мимо коллег, удивлённо поглядывающих на часы, и хлопнул дверью. Он тоже имеет право на чувства!
Глава одиннадцатая
Важные мелочи
12 августа 2020 г. Шпицберген, посёлок Лонгьир.
– Ларс, не хотите взглянуть?
– Это то, за чем я ездил в аэропорт?
– Да. Я поручал своим агентам в России копнуть что-нибудь на Каткова и Стокмана.
Нил Баррет разорвал опечатанный конверт и достал прозрачный пластиковый контейнер с картой памяти внутри. Вставив носитель в компьютер, он открыл его для просмотра. Ларс заглянул через плечо и пригляделся к замерцавшей странице.
– На русском? Сэр, вы же знаете, что я ничего не пойму.
– А я вам объясню. Так… здесь у нас что-то на Каткова. Кстати, а как там наш Стокман?
– Играет, сэр.
– Играет?
– Верно, играет. В шахматы, шашки, настольный теннис, карты, дартс, и всё на деньги. Шахтёры – азартный народ, а развлечений у них не так уж много. Стокман это заметил и теперь умело выворачивает их карманы. Он отлично играет во всё, за что бы не взялся. Вы считаете, надо ему это запретить?
– Нет, зачем же? Пусть играет. Теперь он хотя бы перестал канючить, чтобы его вернули в Россию. А что о нём говорят ваши приставленные уши?