Арктика в Великой Отечественной Войне

Заехали мы с дровнями на какие-то кочки и встали. В лесу так и визжит все. Возница мой совсем скис, старый дед, маленький, мохнатый. „Пропадем, — говорит, — нельзя дальше ехать, убьют нас с тобой“.

Уговаривала я его, уговаривала — никак. Рассердилась, взяла чемодан и пошла пешком одна. Где пройду, где проползу, где посижу — отдышусь. И вот так сижу — вдруг слышу, по-фински говорят. Батюшки мои! Что делать? Куда деваться? Часа полтора ждала, пока они не ушли. Очень было неприятно. А потом опять шла-шла — и встретилась с нашим боевым охранением.

До смерти обрадовалась, залепетала что-то, как старуха: „Миленькие мои, дорогие!“

Они на меня глаза выпучили. Откуда? Как? Почему? А один меня сразу узнал — из бывших моих раненых.

— Ну и девка, — говорит, — отчаянный экземпляр человеческой породы. Чего в чемодане-то?

— Кровь»[204].

Не раз видевший воочию союзные корабли и моряков и общавшийся с ними, Герман решил написать о конвоях и их участниках. Так появилась пьеса, которую Герман назвал «Конвой». Позже Юрий Павлович изменил ее название, сделал более красноречивым — «За здоровье того, кто в пути». Под таким названием ее играли на архангельской сцене. Премьера пьесы успешно прошла 23 февраля 1943 года — в 25-ю годовщину Красной Армии и ВоенноМорского флота СССР.

Прототип главного героя — друг писателя, Элизбар Шабанович Гогитидзе, капитан судна северного конвоя PQ-16, шедшего в составе каравана из США в Архангельск. В результате налета вражеской авиации на корабле возник пожар, капитан отдал команду открыть орудийный и пулеметный огонь по немецким самолетам. Воздушная атака была отбита, а ценный боевой груз, необходимый фронту и флоту, спасен.

«…Хороший парень, инглиш, англичанин, летчик, он дрался над нами»

Роман Юрия Германа «Дорогой мой человек», составляющий обширную трилогию вместе с книгами «Дело, которому ты служишь» и «Я отвечаю за всё», рассказывает о работе врача-хирурга Владимира Устименко в партизанском отряде, а затем во фронтовом госпитале, о спасении им жизней моряков Северного флота в годы Великой Отечественной войны.

Один из самых щемящих эпизодов романа — тяжелое ранение английского летчика, лейтенанта Невилла: «Хороший парень, инглиш, англичанин, летчик, он дрался над нами, и, в конце концов, мы его вытащили на наше судно. Забавный мальчик с сердцем начинающего льва. Его надо починить, доктор»[205]. Хирург Устименко признается, что лечение раненых британцев вне его полномочий, но вскоре получает официальное распоряжение на этот счет.

Английский врач Уорд, по описанию Германа, упорно держится за вызубренные инструкции и сульфидиновые карандаши, от которых пользы раненым, обожженным и переохлажденным одновременно, немного. «На рассвете ему на операционный стол положили мальчика в таком состоянии, что Володя даже растерялся. Юноша был ранен пониже правой лопатки пулей крупнокалиберного пулемета, обожжен и переохлажден в море.

— Какого вы здесь черта… — начал было Володя, но, вспомнив: „будьте дипломатом“, — осекся. Уорд корнцангом показал ему расположение своих патентованных подушечек. — Группу крови! — велел Устименко, делая вид, что слушает своего корректного коллегу.

Юноша на столе сцепил зубы так, что желваки показались под нежной белой кожей. Володя знал, как ему нестерпимо больно».

Опасаясь повторного кровотечения, которое неминуемо станет смертельным, русский хирург предлагает провести операцию, но врач-англичанин против.

«— Пуля засела слишком близко к корню легкого, — сказал Устименко. — Видите?

Конечно, Уорд видел. Именно поэтому он и считал операцию решительно невозможной. — Да, но опасность вторичного кровотечения? — сказал Устименко. — Эта штука будет сидеть в его легком, как бомба замедленного действия. Механизм когда-нибудь сработает, и кровотечение приведет к катастрофе.

— Будем надеяться на лучшее, — не глядя на Володю, произнес Уорд. — В конце концов, мы только люди…

Утром он ассистировал Харламову и думал о своем Невилле и о том, как и когда сработает проклятая бомба замедленного действия. В том, что она „сработает“, он не сомневался почти, а закрывать на такие истории глаза и утешать себя тем, что мы „только люди“, еще не научился…»[206]

Доктор Устименко отправляется с конвоем в обратный рейс, чтобы доставить раненых в Англию. По словам его начальства, мать летчика — а он принадлежит к одному из знатнейших британских семейств — особо настаивала, чтобы сына разместили на русском корабле. Эта леди знает, отмечает один из героев, что мы не бросим ее мальчика в ледяной воде. «Стараясь не позволять себе думать, Устименко вздохнул и, осторожно завернув кровавые полотенца в бумагу, выбросил их за борт. Только тут, на палубе, он заметил, что хоть караван и двигался прежним ходом, но что-то вокруг изменилось. И не успел он сообразить, что же именно изменилось, как загремели зенитки сначала на военных кораблях конвоя, а потом, почти тотчас же, — на транспортах.