Арктика в Великой Отечественной Войне

Слева по курсу встала сплошная стена ревущего огня, но, несмотря на этот зелено-розовый, дрожащий поток убивающего света трассирующих пуль, немецкие торпедоносцы, завывая моторами, шли на сближение, не отворачивая, и не отваливая в сторону. Они шли низко над водой, стелющимся, приникающим к поверхности моря полетом, дорываясь до дистанции, с которой имело смысл сбросить торпеды, — и вот сбросили в то самое время, когда сзади и справа каравана волнами пошли пикирующие бомбардировщики. А может быть, Володя и не понял, и не разобрал сразу толком, кто из них что делал, но именно так он это увидел: в свете полярного, яркого солнечного дня — строй фронта торпедоносцев, пробивающих огненную стену, и бомбардировщики там, наверху, над головами. А потом в реве и клекоте задыхающихся зенитных пушек своего парохода, в несмолкающем грохоте „эрликонов“ возле уха он вообще перестал что-либо понимать и оценивать…»[207].

Однако спасти юного Невилла ничто и никто не в силах, от последствий ранения он умирает незадолго до прибытия к берегам Англии.

Писатель Ольга Шатохина специально для этой книги делится размышлениями о трилогии Германа: «Есть немалая несправедливость в том, что слегка подзабыто и потеснено с первого плана это блистательное трио романов, и не пафосных, и не чернушных, но необыкновенно атмосферных. Именно это модное слово здесь наиболее уместно. Герману, как мало кому другому, удалось запечатлеть эпоху — и ранний советский романтизм, в том числе научный, и репрессии, и немыслимую чудовищность войны. И надежды, и душевное сияние, и любовь, и доблесть. Все это — через судьбы героев. И если отдельные эпизоды каждому читавшему могут вспоминаться разные — одному история, как Володя Устименко пишет сочинение, яростно заступаясь за тургеневского Базарова, а другому то, как простодушный шофер негодует на того же Устименко, уже много пережившего. За что? За кажущуюся в тот момент безнадежной любовь к нему чудесной девушки Вари… Но арктическую часть повествования и трагическую судьбу английского пилота никто не может забыть…».

«Два капитана» и их реальные герои

Тема обороны советского Заполярья поднимается и в романе Вениамина Каверина «Два капитана» — одном из самых популярных советских приключенческих романов, выдержавшем более сотни переизданий, написанном в 1938–1944 годах. За него Каверин в 1946 году награжден Сталинской премией второй степени.

В романе подробно описана жизнь военных летчиков. «Я не стану особенно много рассказывать о воздушной войне на Севере, хотя это очень интересно, потому что нигде не проявились с таким блеском качества русского летчика, как на Севере, где ко всем трудностям и опасностям полета и боя часто присоединяется плохая погода и где в течение полугода стоит полярная ночь. Один британский офицер при мне сказал: „Здесь могут летать только русские“. Конечно, это было лестное преувеличение, но мы вполне заслужили его.

Сама обстановка боя на Севере тоже была куда сложнее, чем на других воздушных театрах войны. Немецкие транспорты обычно шли почти вплотную к высоким берегам — так близко, как только позволяла приглубость. Топить их было трудно — не только потому, что вообще очень трудно топить транспорты, а потому, что выйти на транспорт из-под высокого берега невозможно или почти невозможно. Мы не могли пользоваться почти половиной всех румбов (180°), а попробуйте-ка без этой половины атаковать корабль, над которым нужно пройти как можно ниже, чтобы торпеда, сброшенная в воду, вернее попала в цель! При этом корабль не ждет, разумеется, когда его утопят, а вместе с конвоем открывает огонь из всех своих зениток, пулеметов и орудий главного калибра. Сжав зубы, не узнавая себя в азарте боя, лезешь ты в этот шумный разноцветный ад!»[208]

Вениамин Каверин знал о подвигах и жизни полярных летчиков не понаслышке — писатель был в военном Архангельске. Когда началась Великая Отечественная война, Каверин прервал работу над романом и, став военным корреспондентом «Известий», попросил командование отправить его на Северный фронт, где он мог продолжить собирать материал для книги.