Арлекин

–Это значит, что у меня нет реального авторитета отца. Это значит, что я все равно буду задаваться вопросом, послушался ли бы он меня в самом начале или мы с ним все равно бы столкнулись здесь.

–Он стоит там, в прихожей, вооруженный. У него больше одного пистолета, и не менее одного ножа. Он обращается с ними так, будто не раз делал это прежде. Чему, черт возьми, ты его учишь, Эдуард?

–Тому, чему обычно учит отец сына.

–И чему же?

–Тому, что знает сам.

Я только и смогла, что уставиться на него, зная, что мое лицо заполняет мягкий, нарастающий ужас.

–Эдуард, ты не можешь превратить его в нас.

–Он всегда боялся, Анита. Его врач думал, что если его обучить военному делу, самообороне, это поможет. И это помогло. Теперь у него больше нет кошмаров.

–Обучить его самообороне, не означает тот результат, что болтается у меня в прихожей. В его глазах и так видно, что невинность он уже потерял… о черт, я не знаю, чего именно теперь в них недостает, но я вижу, что чего-то не хватает.

–Это твой взгляд, Анита. Это взгляд, который есть и у меня.

–Но он не похож на нас, - заметила я.

–Он убил уже дважды.

–Он убил оборотня, который убил его отца и убил бы их всех. Он убил женщину, которая его изнасиловала.

–Этого достаточно, чтобы понимать, для чего именно ты отнимаешь жизнь. Я думаю, что у тебя уже не возникает вопросов, зачем убивать. Ты просто или можешь убить, или не можешь. Питер не волнуется по поводу убийства, Анита. Его беспокоило больше то, что сделала с ним эта сука. Его волновало то, что он не смог защитить сестру.

–Но Бекку никто не насиловал, - заметила я.

–Нет, спасибо Всевышнему, но ее рука все еще тяжело сгибается. Она вынуждена постоянно ее разрабатывать. Даже простые функции еще не до конца восстановились.

–И человек, который ее терзал, мертв, - констатировала я.

Эдуард взглянул на меня своими холодными голубыми глазами.

–Ты убила его вместо меня.

–Тебе было слегка не до того, - ответила я.

–Да, слегка умирал.

–Ты не умирал, - заметила я.

–Я был к смерти настолько близко, насколько не был никогда. Но я знал, что ты спасешь детей. Я знал это, потому что видел это в твоих глазах.

–Эдуард, не надо так со мной.

–Не надо как? - спросил он.

–Не делай из меня убийцу светлого детства Питера.

–Он не ребенок, Анита.

–Но и не взрослый, - ответила я.

–И кем бы ты выросла, если бы тебе все это не показали?

–Эдуард, мы идем на одних из самых сильных и опасных вампов, на каких ты или я когда-либо ходили. Питер пока не настолько хорош. Он просто не дорос до нужного уровня, нет у него еще пока такого опыта, независимо от того, чему ты успел его научить. Если ты собираешься его убить, прекрасно, он твой ребенок, тебе решать. Но я не собираюсь тебе в этом помогать. Я не буду помогать вам доказывать, что он мужчина. Ты это понимаешь? Я этого не допущу. Может ты и не в силах отослать его домой, зато это могу сделать я.

–Как же? - спросил он.

–В каком смысле как? Я просто скажу ему, чтобы катился домой, пока его не убили.

–Он не уйдет.

–Я могу ему показать, насколько он вне игры, Эдуард.

–Только не унижай его, Анита, пожалуйста.

Это «пожалуйста» меня добило.

–Тебе проще увидеть его мертвым, чем униженным?

Эдуард тяжело сглотнул, так что я даже услышала. Он отвернулся, чтобы я не могла видеть его лицо. Плохой признак.

–Когда мне было шестнадцать, я предпочел бы умереть, нежели позволить бабе меня унизить. Ему шестнадцать и это делает его мужчиной, не унижай его.

–Что ты сказал? - переспросила я.

–Он мужчина, не смей его унижать.

Я подошла к нему, обошла кругом, чтобы встретиться с ним взглядом.

–Нет, я не это собиралась сделать.

Эдуард взглянул на меня, и в его глазах читалась мука.

–Боже, Эдуард, что с тобой такое?

–Его врач говорит, что случай нападения, а после насилия, может определить для него всю его жизнь.

–Что это значит? - спросила я.

–Это значит, что теперь для него секс и насилие сплелись воедино.

–Отлично, и что это значит?

–Это значит, что у него были две подружки за прошедший год. С первой все было хорошо. Она была тихой, воспитанной. Им было хорошо вместе.

–И что же случилось? - спросила я.

–Ее родители позвонили однажды вечером и спросили, каким чудовищем должен быть наш сын, что он посмел причинить боль их дочери.

–Причинить ей боль?

–Рутина. Она была девственницей, и они поспешили с прелюдией

–Такое бывает, - согласилась я.

–Но девочка утверждает, что когда она сказала ему, что ей больно, он не остановился.

–Похоже на раскаяния в содеянном, Эдуард.

–Я тоже так подумал, пока не появилась вторая. Она была грубого пошиба, Анита. Настолько же плоха, насколько была хороша первая. Она спала со всей округой, и все это знали. Она сошлась с Питером, когда он сказал, что он наркоман. Она сама наркоманка, Анита. Она носит кожу, шипы, вся в пирсинге и это не показуха. Так вот она тоже заявила, что Питер сделал ей больно.

–Что говорит Питер?

–Он сказал, что не сделал ничего, чего бы она не попросила сделать.

–Что это значит?

–Извини, но я не знаю.

–Он тебе не рассказал? - спросила я.

–Нет, - ответил Эдуард.

–Но почему нет?