- Дай, пес, на счастье лапу мне, - попросил хозяин. Сэр Тоби не только выполнил просьбу, но поднял голову и... ну без малого не заговорил, - такую лапу не видал я сроду... - Да, Сэр Тоби, к счастью, нет луны, а то бы возник вопрос: выть нам с тобой или не выть? - В тиши кладовой Арлекин ощутил вдруг приступ болтливости - душа требовала разрядки. - Да, глубокоуважаемый сэр, to be or not to be - that is the question. Да, пес, вопрос ныне стоит именно так: быть или не быть? Ты уже понял на собственной шкуре, что война - самое дерьмовое занятие, но если мы - и ты, и я, и все - хотим быть, значит, пора и нам, Сэр Тоби, отправляться на эту самую войну.
Пес ответил преданным взглядом и широко зевнул, словно все понял и улыбнулся: "Пробьемся, за нами не заржавеет! Адеса-мама, синий океан!"
- Может, не заржавеет, а может...
Сэр Тоби не слушал его - смотрел на дверь.
Далеко в корме глухо стучал двигатель, рядом... Да нет, ничего особенного, только всплеск у форштевня. И все-таки что-то кольнуло!.. Так кольнуло, что капитан вскочил и легонько шлепнул собаку:
- Пойдем-ка, пес, что-то нехорошо на душе, что-то...
Сэр Тоби зарычал, а над головой грянул истошный перезвон словно бы взбесившегося звонка: "Боевая тревога!.."
...Спасло минутное замешательство.
"Заозерск" содрогнулся в страшной конвульсии. Арлекин рвал задрайки вниз, но дверь не поддавалась. Нутром, сердцем сообразил и понял - случилось непоправимое, и хотя был готов, как и все моряки конвоя, к чему-то подобному, отчаянье сразило. В полубезумном затмении он дергал рукояти в обратную сторону, еще плотнее задраивая вход. Палуба раскачивалась, снаружи нарастали гулы и скрежет. Так что ж это он?! Ударил снизу, аж хрустнуло в плече, и тем же плечом, когда провернулись штанги, распахнул дверь и отшатнулся, опаленный нестерпимым жаром и не увидевший ничего, кроме рыжего занавеса, колыхнувшегося в проеме.
Капитан не успел, а может быть, не смог, а может, и не думал уже о том ненужном шаге наружу. Боже, о чем он мог думать в тот миг?! О чем, о чем?!! Чадный кляп заткнул горло, в полуослепших глазах возникло мгновенное видение перекосившейся надстройки, которую всколыхнул и подбросил огненный вихрь, пронзенный вдруг еще более яростной вспышкой, вырвавшейся из клокочущих недр "Заозерска". Рев, гул, крик, вопль, плач гибнущего судна!.. Сгусток огня пожирал и скручивал жгутами остатки тьмы, остатки ночи; полубак дымился, медленно вздымаясь на огненных крыльях. Их замах слизнул ресницы и брови, вонью горелой шерсти прошелся по свитеру и волосам... Команда уже погибла или же еще погибала в пламени - его обезумевший взгляд тщетно ловил хотя бы намек на какое-то живое движение. В этот самый последний, самый мгновенный миг, ибо вся-то агония заняла мгновенье, уложившееся в несколько секунд, упругая волна ударила в грудь, обожгла напоследок и обратным рывком захлопнула дверь. Падая в железный обвал скоб, цепей и блоков, Арлекин услышал еще слабый вой Сэра Тоби, понял еще, что они взлетают с полубаком, взлетают... куда?! Вместо ответа - тьма спасительного беспамятства...
4
Веки с трудом разорвали липкую корочку.
Тьма кромешная - неужели ослеп?! И нет сил пошевелиться... Малейшее движение ломает и корежит тело несусветной болью, а в голове перекатывается раскаленный песок: жжет-жжет-жжет, мозжат... расплюснутые?!, кости, кожа зудит - хоть обдирай ее ногтями, в горле огонь, во рту сухотка, и с треском лопаются пересохшие губы... Огонь, огонь, огонь... Вокруг, везде огонь!
Танкера нет, люди погибли. Их нет!!! Нет ничего - мир взорвался! А он жив. Почему?!
Арлекин замычал и сел.
Ему не забыть страшной минуты, мучительного и окончательного возврата к действительности и ощущения себя в ней - совершенно одинокого в этой вонючей тьме, пропахшей бензиновым чадом и гарью, одинокого в этом остатке мира, в этом осколке вселенной, которая стискивает его удушьем и болью.
И вдруг... Рядом шевельнулся Сэр Тоби. Взвизгнул, ткнулся носом, влажно лизнул обожженную руку. Горло стиснула спазма, но даже и слез нет, не облегчиться - усохли. Арлекин свалился на бок и вытянул руку. Сэр Тоби коротко и мучительно взлаял и дотянулся языком до воспаленного лица: "Уцелел... И ты уцелел! Ну, так лижи, лижи, лижи, милая псина!
Хотелось пить, хотелось... Не было такого слова, которое могло бы определить его жажду! И все упорнее преследовала мысль, что нужно что-то предпринимать, действовать немедленно: ему не протянуть долго в угарном чаду каптерки. Сколько продолжалось беспамятство? Э, сколько бы ни продолжалось, уж теперь-то все покатится под гору гораздо быстрее.
Арлекин пересилил тошноту и снова сел. Кружилась голова - с этим приходится мириться: поможет только свежий воздух, что ожидает за дверью. Но где же дверь? Где переборки, где подволок, где верх-низ? Пошарил руками вокруг хаос, бедлам: цепи, скобы, блоки. Все, что обрушилось с полок, которые, как подсказали руки, встали дыбом. Дыбом? Поменяли горизонтали на вертикаль?