Арлекин. Судьба гения

В первую очередь, конечно, необходимо уговорить церковников. Гедеон Вишневский и Платон Малиновский – ректор и префект заиконоспасских школ как выпускники наиболее веротерпимой Киево-Могилянской академии давно поговаривают о слиянии. Им противостоят сторонники Прокоповича, более склонные к умеренному протестантизму, но здесь дело не в теологических разногласиях, а скорее в личных счетах. Куракин ни минуты не сомневался в разуме и хитрости Феофана – архиепископ новгородский сумеет извлечь выгоду из любого предприятия и наверняка сохранит власть над Православной Церковью в своих руках. О! Это будет двойная, если не тройная игра, самая великая политическая игра столетия!

Важнее всего государственные выгоды, а как там они поладят в догматах – это, в конце концов, дело Синода, и он верит, что задуманное может не разъединить, а, наоборот, примирить воюющие стороны, следует только хорошо договориться об уступках. Для него же, Куракина, дело сулит колоссальные выгоды, а потому он приложит все силы и не сомневается в успехе. Куракин, и никто иной, руководил Ириной Долгоруковой перед её отъездом из Франции, Куракин посеял веру среди иезуитов Сорбонны в возможность альянса, Куракин, и только Куракин принесёт Отечеству настоящее и окончательное признание, явится причиной проникновения на Русь изящных нравов, познакомит соотечественников с прекрасным европейским искусством. Так лишь мирным словом, а не кровью и кнутом преобразится страна и в недалёком уже будущем станет той Великой Россией, о которой мечтал её покойный преобразователь и многие иже с ним, и в их числе – дорогой, ушедший безвременно отец!

Александр Борисович ощутил на миг прикосновение к груди сияющей тяжести восьмиконечной бриллиантовой звезды с косым крестом Святого Андрея Первозванного и, поправив сбившийся парик, гордо взметнул ввысь свою красивую, породистую голову.

Нет, что ни говори, он действует правильно. Не следует опасаться иезуитов, их необходимо использовать в своих целях и в целях родной страны. Да, он предвидит заранее упрёки, возражения, опасения, ненависть и даже противоборство, но он не боится ордена, как не боится врагов домашних – не так страшен чёрт, как его малюют! Он выиграет генеральное сражение, только надо быть очень внимательным, предельно точным, хитрым, как искусивший Еву аспид, очень хитрым! Грандиозность замысла в который уже раз за сегодняшнее утро захватила его. Он возьмёт отпуск, отправится в Санкт-Петербург. Теперь ему необходимо побывать на невских берегах – проследить и направить в нужное русло вскипающий поток событий.

Князь горделиво вгляделся в овал отцовского портрета и с преувеличенной патетикой, словно сам над собой посмеиваясь, произнёс: «Номене нам Россус – Ту михи россус эрис»[32]. Он насладился торжественным звучанием латыни, кивнул головой. Да, он Росс. Сколько бы ни знал он языков, сколько бы лет ни прожил на чужбине, он Куракин, и род его с давних пращуров связал себя с Россией клятвой чести, а это немаловажно, если припомнить, что их семья бывала в родстве с царями. Он – Росс, правильно написал в эпиграмме Тредиаковский! Этот джиованне поета… на него можно положиться, а следовательно, пришла пора на деле испытать его преданность Куракину и великой России. Да, можно положиться, и его учение в Сорбонне оказалось очень и очень на руку.

Он велел Антону звать Тредиаковского в кабинет, и, когда тот вошёл, спокойный, как всегда, Александр Борисович объявил, что в ближайшие дни отбывает в отпуск на родину.

Василий молча склонил голову, ожидая за прелюдией точных распоряжений, ради которых и был вызван, но князь заговорил неожиданно успокоительно совсем о другом:

– Не беспокойся, каро мио, я оставлю тебе деньги на содержание, и ты сумеешь окончить курс. Кстати, в Сорбонне у тебя всё идёт гладко? Как ты ладишь с мосье Тарриотом?

– Господин декан доволен моими скромными успехами, но у нас нет никаких отношений, ведь он иезуит. В науке же он весьма сведущ, и лекции мосье аббата не лишены логической стройности.

– Понимаю, ты, кажется, не любишь иезуитов, не так ли?

Князь спросил доверительно, не желая сразу раскрывать карты.

– Да, ваше сиятельство, я докладывал вам, что имею честь разделять симпатии янсенистов, и не скрою – влюблён в профессора Ролленя.

– Ну что же, не нахожу в твоих словах ничего дурного. Роллень весьма красноречив и честен, как говорят некоторые люди при здешнем дворе. Но знаешь ли ты, что янсенисты преследуются католической церковью и что истинная её сила сегодня в руках богословов Сорбонны?

– Да, конечно, ваше сиятельство, но мудрейший Роллень не вызывает теперь никаких нареканий. Он читает курс древней истории в Королевском колледже, поверьте, я бы ни за что не стал посещать запрещённые сборища и порочить ваше светлейшее имя.

– Я и не сомневаюсь, – продолжал дипломат мягко. – Но я хочу знать, насколько ты мне предан. Пожалуйста, оставь славословие и отвечай: сделаешь ли, что тебе прикажу?