— Ты понимаешь, что это значит для Рекса Сент-Луиса и его прайда?
Лежа в постели, я подумала над вопросом. Да, я знала.
— В ноябре я отослала львов Огги обратно в Чикаго, потому что иначе они бы захватили прайд Джозефа. У него никого нет достаточно сильного, чтобы защитить его от хулиганов Огги.
— Не уверен, что им бы понравилось название «хулиганы», — сказал Нечестивец, — но оно достаточно точное. — Он улыбнулся очень неприятной улыбкой, превратившей его красивое лицо в какое-то совсем другое. Более низменное, менее изощренное, более реальное. У Истины и Нечестивца есть честь, и на эту честь можно рассчитывать, можно ей доверять. Если бы этой чести было хоть на дюйм меньше, они были бы абсолютно ненадежны и слишком опасны, чтобы их при себе держать.
— Они уже наехали на прайд Джозефа? — спросила я.
— Еще нет, — ответил Грэхем. — Мне кажется, они сперва хотят поговорить с тобой.
— Со мной, не с Жан-Клодом, — уточнила я.
— С Жан-Клодом они говорили. Он лишил львов своей защиты.
— Так что все в твоих руках, крошка, — добавил Нечестивец.
— Во главе мохнатой коалиции стоит Мика, — сказала я.
— Мика их оттуда вышиб. Только ты можешь заставить его принять их обратно, — ответил Грэхем.
— Когда твой Нимир-Радж узнал, что сделали львы Сент-Луиса, он их обвинил в нарушении договоров и с волками, и с леопардами, — сообщил Истина.
Нечестивец подхватил:
— Так как они нарушили договор, то коалиции они больше не союзники. И члены коалиции им ничего не должны.
— И если львы Огги на них нападут, никто им не придет на помощь, — тихим голосом закончила я.
— Именно.
Нечестивец явно был доволен.
— Джозеф там ждет снаружи, один, — сказал Грэхем. — Он думает, что ты окажешься слабым звеном.
Я посмотрела на Грэхема, потому что формулировка мне показалась странной.
— А ты считаешь, что я должна предоставить Джозефа и его львов их судьбе.
— Они нас предали, — сказал Грэхем.
Я увидела в его лице нечто, какую-то твердость, которую не замечала раньше. Он мог бы быть хорошим телохранителем, когда отвлекается от мысли кого-нибудь трахнуть, но жестким он не был, беспощадным не был. До сих пор.
Я помнила, что говорила Эдуарду: что я еще расплачусь со львами за предательство. Эдуард собирался мне помочь. Но Джозефа я знала, и его людей тоже. Они были реальные, и не все из них слова доброго не стоили. Тревис и Ноэль меня кормили долгие месяцы, пока я пыталась найти себе постоянного льва. Удовлетворить мою львицу им было слабо, но они хорошие ребята.
— Сказать ему, чтобы уходил? — спросил Грэхем.
Я задумалась. Так просто будет отказаться его принять. И куда проще быть безжалостной и жестокосердной, если не глядеть в лицо тому, кого приговорила к смерти. Может, я еще смогла бы удержать львов Огги от истребления всего прайда, но одна смерть была бы совершенно неминуема: самого Джозефа.
— Позови его, — сказала я.
— Ты думаешь, это удачная мысль? — спросил Нечестивец, сумев сохранить нейтральный голос.
— Не видеть его было бы легче, — ответила я.
— Зачем же тогда его видеть?
— Именно потому, что не видеть легче.
— Не вижу смысла.
— А я вижу, — возразил ему Истина.
И я обменялась с ним долгим взглядом. Он понял, почему я должна отказать Джозефу лично: потому что если я не могу глядеть ему в глаза и говорить правду, значит, собираюсь сделать что-то неправильное. Я должна его увидеть, чтобы узнать: могу ли я стоять не вмешиваясь, предоставив природе обойтись с городскими львами, как ей, природе, свойственно. В конце концов, черт побери, не моя проблема, что с ними будет. Они нас предали. Они умыли руки, предоставив нам погибать. Для них собственная моральная чистота была важнее жизни наших вампиров. Я не стану причинять им вреда, но и вступаться за них и их спасать тоже не стану.
Так я говорила себе, когда велела Грэхему открыть дверь.
37
Джозеф направился к моей кровати. Высокий, с коротко стриженными темно-русыми волосами, одет для деловой встречи, в костюм с галстуком. Наверняка костюм подбирала его жена, Джулия.
Галстук он стал развязывать еще раньше, чем добрался до Нечестивца и Истины. Они его остановили чуть не доходя до кровати. В обычной ситуации я бы сказала, что они перестраховываются, но сейчас мое тело было с ними согласно. Я выздоравливала, но лишь путем метафизического чуда. А запас чудес рано или поздно кончается.
— Анита, как ты себя чувствуешь? — спросил он нейтральным тоном, но получилось нервозно.
— Тед Форрестер пошел за врачом. Может быть, я еще сегодня встану.
— Это чудесно, — сказал он, и по лицу его расплылось облегчение. Пальцы сгибались и разгибались. — Джулия сказала, что ты поправишься. Она говорила, что ты найдешь кого-нибудь, на ком кормиться. Она сказала, что все у тебя будет в порядке — и так оно и есть.
Он говорил несколько торопясь, будто сам не очень веря.
— Ты кого пытаешься убедить, Джозеф, себя или меня?
Голос у меня был ровный, глаза пустые. Я принимала его за обедом у себя в доме. Я считала его хорошим человеком. А он бросил нас погибать.
— Анита! — Он попытался подойти к кровати, вампиры его остановили.
— Ближе не надо, — сказал Нечестивец.