Арлекин

— Это ты, некромантка, — прозвучал в ночи ее голос, как сладко пахнущий ветер.

Я смогла как-то проглотить слюну, хотя сердце билось в горле.

— Это ты, Марми Нуар, — ответила я, и голос у меня был хриплым только чуть-чуть. Когда рядом со мной Ричард, и он не спит, мне легче. Он обнял меня за плечи, потому что тоже почувствовал: вместе мы больше здесь, чем там. Может быть, случайное совпадение наших снов — у Ричарда, у меня и у Жан-Клода, — имело некоторую цель. Которой мы просто до сих пор не понимали.

Я прильнула к линии тела Ричарда, и его рука напряглась. Ладонью, лежащей у него на груди, я ощутила биение страха.

Тьма собиралась, почти как сужается свет до яркой точки, только здесь тьма становилась плотнее, сдавливалась, будто прямо перед нашими глазами формировалась миниатюрная черная дыра. И она принимала размытые очертания женщины в плаще.

Я очень осторожно произнесла мысленно, обращаясь к Ричарду:

— Не смотри ей в лицо.

— Я знаю правила, — ответил он вслух. Значит, он меня слышит — отлично. Мысленный разговор так и не стал моим лучшим умением, что во сне, что вне его.

— Ты поистине веришь, что если ты не будешь глядеть мне в глаза, это тебя спасет?

Черт, она же тоже умеет читать мысли. Я знала вампиров поменьше, владеющих этим искусством, так что удивляться нечему.

— Напомни, почему Мика и Натэниел не проснутся? — спросил Ричард тихо, но не шепотом. Поздно шептаться — она нас нашла.

— Некромантка! — позвала она.

— Коты — ее подвластные звери. Коты любого вида, и потому она может не пустить их в сновидение. В прошлый раз со мной был Жан-Клод, и его она тоже не впустила. А волков она не трогает.

— Твой волк не спасет тебя на этот раз, некромантка.

— А мой? — спросил Ричард, и низкое рычание полилось из его губ. От него у меня волоски на руках встали дыбом, и глубоко во мне шевельнулись ожидающие звери. Я это ощущаю в себе как пещеру, где они лежат и ждут. И по длинному коридору добираются ко мне. Но при этом эта пещера находится во мне самой. Не слишком понятно, но меня это представление устраивает.

Но во сне мой внутренний волк может выйти и резвиться на воле. Это волчица, светлая, белая и желтоватая, с черным чепраком и пятнами на голове. Она припала передо мной к земле, объединила свой вой с воем Ричарда. Я запустила свободную руку ей в мех и почувствовала, как и в прошлый раз, мягкость и шероховатость его. Рукой я ощущала вибрацию ее воя, мышцы, плоть ее. Она настоящая, моя волчица. Настоящая.

Ричард прекратил рычать и уставился на волчицу — она обратила к нему пылающие карие глаза, мои глаза, какими они бывают, когда наполняются вампирской силой. Они переглянулись, и волчица обернулась к тьме. А глаза Ричарда стали янтарными глазами его волка.

— Ваш мастер оставил вас без последнего штриха, — сказала она, и голос ее плыл вокруг этого псевдотела, которое она создавала из темноты. Она подошла к ногам кровати.

Волчица припала к земле и зарычала — совершенно серьезно. Последнее предупреждение перед применением силы.

Тьма не пыталась коснуться кровати — просто остановилась. Я вспомнила видение, как дергалось ее тело в той дальней комнате, когда моя волчица в прошлом сне вцепилась в нее зубами. Ей настолько тогда было больно, что сейчас она в нерешительности? Настолько, что это — серьезная угроза? Господи, лишь бы это было так.

— Вас по-прежнему может поработить любой мастер, который окажется сильнее вашего. А никого нет сильнее меня, некромантка.

Я цеплялась за мех волчицы и за Ричарда.

— С последним я согласна, Марми Нуар.

— Почему же тогда твой мастер оставил открытой эту дверь?

Этот вопрос меня озадачил.

— Я не знаю, что значит это выражение твоего лица. Очень давно не имела дела с людьми.

— Оно означает недоумение.

— Я развею твое недоумение, некромантка. Сегодня я приду и сделаю тебя своей. Разобью ваш триумвират, и ты станешь моим слугой-человеком. Мне не нужно делиться кровью, чтобы завладеть твоей душой.

Мне снова стало трудно дышать из-за бьющегося в горле сердца.

— Ты не тронешь ее, — сказал Ричард, и голос его прозвучал замогильно — начало перемены сказывалось в произношении слов.

— Ты прав, волк. Это была бы битва, где ты сражался бы рядом с ней. Я еще не готова к битве. Но есть другие, кто знает, чего не сделал Жан-Клод.

— Кто? — сумела спросить я.

— Надо ли мне говорить это слово? — спросила она в ответ.

Я хотела ответить, но Ричард опередил меня:

— Это против ваших законов — произносить его вслух. Как сказал Жан-Клод, наказание за это — смерть.

Она рассмеялась — и темнота сгустилась над кроватью, будто сжался огромный кулак. И чувствовалось, достоверно и бесспорно, что она могла бы раздавить и кровать, и всех, кто на ней, если бы захотела.

— Не тот это трюк, который я хотела сыграть, волк, но пусть будет так. Арлекин. Маски знают ваш дефект. Они знают, что я готова вот-вот проснуться. И страшатся тьмы.

— Тебя боятся все, — сказала я.

Волчица под моей рукой стала успокаиваться — в аварийном режиме можно держаться какое-то ограниченное время. А мы не дрались, а говорили. Что ж, меня устраивает.