Арлекин

Она русалка, пришла к нам от мастера из Кейп-Кода. Настоящая русалка — первая в моей жизни. Хотя с виду она — от человека не отличишь. Мне говорили, что она умет быть наполовину рыбой, но я этого не видела.

Ричард кивнул.

Мика придвинулся ко мне и дал понять, что он кое о чем подумал. Ну-ну.

— Хочешь остаться здесь с нами? — спросил Мика.

Ричард закрыл невероятно красивые глаза цвета молочного шоколада, глубоко вздохнул, медленно выдохнул — и кивнул.

Мы все переглянулись — почти успели за то время, что эти глаза были закрыты. Но, наверное, у нас был удивленный вид, потому что он сказал:

— Я — оборотень, мы любим спать большой щенячьей кучей.

— Все вы любите, — сказала я, — но ты никогда раньше не соглашался добровольно спать со мной и с кем-нибудь из ребят.

— Вот такая ты, Анита. Вот такие мы оба. — Он сунул большие руки в карманы куртки и уставился на пол. — Я был на свидании, когда мне позвонили, что в город прибыли какие-то жуть до чего мощные вампиры. — Он поднял голову. На лице его обозначилась злость, которую он подхватил от меня через метки Жан-Клода. Моя злость на этот мир передалась ему, и теперь с ним еще даже труднее стало. — Мне пришлось быстренько свернуть программу, и я даже не мог ей объяснить почему.

— Нам тоже пришлось прервать свидание, — сказал Натэниел.

Ричард посмотрел на него не так чтобы дружелюбно, но высказался вполне цивилизованно:

— Вы хотели отметить какую-то годовщину?

— Да, — сказала я.

— Сочувствую, что не вышло.

— И я тебе сочувствую, что пришлось прервать свидание.

Ну жуть до чего мы были вежливы.

— У меня в доме нашли жучки, Анита. Мои свидания, телефонные разговоры — все записывалось. — Он покачался на каблуках.

— Знаю, — ответила я. — У нас то же самое.

— Цирк — наиболее в этом смысле безопасное место, так что я на какое-то время сюда перекочую.

— Да, это серьезно, — сказала я.

— Самое серьезное — это как бы я не подставил детишек, которых учу. Если не разберемся до понедельника, мне, быть может, придется взять отпуск.

Он будто спрашивал мое мнение, а я не знала, что сказать, зато знал Мика.

— Нас это все здорово ошеломило. Давайте поспим, потом подумаем.

Ричард закивал, пожалуй, слишком быстро, слишком часто. Здесь, под землей, есть комнаты для гостей. Есть достаточно большой диван в гостиной. Так зачем он пришел сюда?

— Могу я остаться? — спросил он, не глядя на нас.

— Да, — ответил Мика.

— Да, — отозвалась я тихо.

Он поднял голову:

— Натэниел?

— Я в этой комнате никому не доминант, у меня нет права голоса.

— Спросить — это вежливо, — возразил Ричард.

— Да, — сказала я, — и я тебе благодарна, что спросил.

— И я тоже, — добавил Натэниел. — Но ты не обязан был спрашивать. До нас эта кровать была твоей.

Это уже было несколько неполитично, но Ричард, как ни странно, улыбнулся.

— Приятно, что кто-то это еще помнит.

Но злости в его голосе при этих словах не было. Он поднял чемоданчик и пошел в сторону кровати, прошел мимо — мы проводили его глазами. Остановился он перед шкафом, где у нас была запасная одежда, открыл чемоданчик и стал распаковываться. Снял куртку, повесил ее в шкаф на плечики. Вытащил из чемодана рубашки, носки и белье и разложил по ящикам. Распаковывался, будто нас тут и не было. Мы переглянулись — очень необычно, очень цивилизованно для Ричарда. Значит, наверняка скоро прилетит второй сапог и ад сорвется с цепи… или нет?

Мика пошевелил простыни, давая мне понять, что мне стоит с них слезть и залезть под них. Он был прав: скромность — лучшая часть доблести. Так что мы все уже лежали под красными шелковыми простынями, когда Ричард кончил раскладывать вещи — в том числе уже отнес туалетные принадлежности в ванную. Дверь туда он оставил широко открытой, чтобы света нам хватало, потом подошел к выключателю и выключил свет. До того он действовал нормально, что мне стало страшно. Я его таким разумным уже месяцы не видела, если не годы. У меня руки и плечи застыли от напряжения — это было как затишье перед бурей, но непонятно, не было ли это напряжение моим внутренним. Мы с Ричардом могли видеть одни и те же сны, делиться друг с другом мыслями, но сейчас я так крепко закрылась щитами, что ничего не проходило через них. Мы в метафизическом смысле отгородились друг от друга, насколько это позволяли метки Жан-Клода. Так безопаснее.

Ричард подошел к кровати, опустив глаза, не глядя на нас, сел радом со мной. Мы трое подвинулись, давая ему место. Он должен был почувствовать, как шевельнулась кровать, но не обратил внимания. Ричард стащил с себя ботинки, бросил их на пол, потом носки. Снял футболку, и мне вдруг предстала мускулистая ширь его голой спины. Падающие до плеч волосы ласкали ее с краю.

Я подавила порыв его коснуться — боялась того, что может случиться. И еще боялась, что он не так поймет.

Ему пришлось встать, чтобы расстегнуть ремень и пуговицы. Звук расстегиваемых пуговиц вызвал у меня небольшой спазм в нижнем конце тела. Именно Ричард меня научил радости джинсов на пуговицах.

Рука Мики обвилась вокруг моей талии, притянула меня ближе к нему. Ревнует?