Арлекин

Натэниел спал среди красных шелковых простыней Жан-Клода. Сам Жан-Клод на день ушел в комнату к Ашеру, но не преминул сообщить мне, что простыни сменил на красные именно потому, что на этом цвете мы трое смотримся прекрасно. В глазах Мики отражался свет от приоткрытой двери в ванную. Курчавые каштановые волосы темным фоном обрамляли изящное треугольное лицо. Дверь была для нас тут ночником, потому что лампочек около кровати здесь не предусмотрено, а выключатель в другом конце комнаты, у двери. Глаза Мики сверкнули в полосе света — леопардовые глаза. Один врач ему сказал, что оптика у глаз человеческая, но сами глаза — уже нет. Хотя, по-моему, это несущественные детали. Химера — тот гад, который устроил засаду, когда Натэниелу пришлось схватить пистолет и стрелять в живого, — заставил Мику слишком долго пробыть в зверином облике, и он уже не мог полностью вернуться обратно. У него никогда глаза не бывали человеческими. Я его однажды спросила, какого цвета они были до того, и он сказал — карие. Я попыталась себе представить — и не смогла. Никак не могла увидеть на его лице другие глаза, а не эти зелено-золотистые, с которыми впервые увидела его. Вот это были его глаза, а любые другие сделали бы его лицо незнакомым.

Он спросил тихо, как спрашивают, когда не хотят разбудить спящего в той же комнате:

— Что он сказал?

— Что будет здесь через четыре или пять часов. Его люди приедут потом.

Я подошла к кровати.

— Что за люди?

— Не знаю.

— Ты не спросила.

— Не спросила.

Честно говоря, мне бы это и в голову не пришло.

— Настолько ты ему веришь? — спросил Мика.

Я кивнула.

Он перевернулся под простыней, чтобы достать до моей руки. Попытался меня притянуть на кровать, но в шелковом халате на шелковые простыни — есть у меня некоторый опыт. Слишком скользко. Отняв руку, я развязала пояс халата. Мика лег на спину и смотрел на меня, как умеют смотреть мужчины — отчасти сексуально, отчасти взглядом собственника, а отчасти — просто мужским взглядом. Не такой взгляд, который говорит о любви — во всяком случае, не о той, что с сердечками и цветочками, — этот взгляд говорил о том, что мы вместе, что у нас — настоящее. Эдуард был прав: Мика — мой любовник, а не бойфренд. Мы встречаемся, мы ходим в театры, в кино, даже на пикники — по настоянию Натэниела, — но в конечном счете нас тянет друг к другу секс. Желание — как лесной пожар, который мог бы спалить нас дотла, а вместо этого был нам спасением. По крайней мере так я чувствовала. Никогда его не спрашивала столь многословно.

— Серьезное лицо, — прошептал он.

Я кивнула и дала халату соскользнуть на пол. Стояла голая перед Микой, и было у меня чувство, которое с самого начала он мне внушал — будто у меня по коже мурашки бегут от желания. Он снова протянул мне руку, и на этот раз я взяла ее, забралась на большую кровать. Такую большую, что он смог притянуть меня к себе, уложить рядом, не потревожив спящего Натэниела.

В ноябре, когда мы с Жан-Клодом подчинили себе Огюстина из Чикаго, мы еще кое-что сообразили. Моя внезапная тяга к Мике, а его ко мне — это была вампирская сила. И сила не Жан-Клода или Огюстина, а моя. Моя вампирская сила. Моя и только моя. Она началась от меток Жан-Клода, но под влиянием моих способностей некроманта превратилась в нечто иное, в нечто большее. Я стала подобна вампиру линии Белль Морт, а сила всех вампиров ее линии действовала сексом и любовью — пусть обычно и не истинной любовью. Эта последняя была почти недоступна линии Белль. Мой вариант ее ardeur’а позволял мне видеть самую жгучую нужду в чужом сердце и в своем — и удовлетворить эту нужду. Когда Мика пришел ко мне, мне нужен был друг-помощник, чтобы руководить коалицией оборотней, только что нами учрежденной. Нужно было, чтобы кто-то помог мне править леопардами-оборотнями — я их унаследовала, убив их предводителя. Нужен был помощник, который не считал бы дурным свойством мою хладнокровную практичность. Мика был ответом на все эти желания, а я стала ответом на его самое горячее, самое страстное желание — охранить его леопардов от Химеры, сексуального садиста, который захватил над ними власть. Я убила Химеру, освободила их всех, а Мика переехал ко мне жить. Это был поступок очень не в моем стиле, и лишь в ноябре мы поняли, почему так случилось. Мои собственные вампирские фокусы сделали нас парой.

Мика лежал под шелковой тканью, я поверх нее. Его руки ходили по мне, наши губы нашли друг друга. Наверное, мы слишком активно шевелились, потому что Натэниел что-то промычал во сне недовольно — я застыла и обернулась к нему. Лицо его было спокойно, глаза закрыты. Волосы блестели в едва-едва освещенной комнате.

Вампирская сила сделала Натэниела зверем моего зова и заставила нас полюбить друг друга. И была это настоящая любовь, истинная любовь, но и она началась с вампирских фокусов с сознанием. Дело в том, что сила Белль Морт — оружие обоюдоострое. Как правильно сказал Огги: «Кого-то ты можешь ранить лишь до той глубины, до которой сама хочешь быть раненой». Я, очевидно, хотела быть раненой до самого сердца.