Арлекин

— Он предлагает тебе кормиться от всех лебедей-оборотней в США. Их почти во всех больших городах от одного до шести.

— Я понятия не имела, что их так много.

— Я думаю, это только Донован знал. Он мне дал кучу разведданных, Анита, и даже не взял с меня обещание не использовать против него, если когда-нибудь получу контракт от какого-нибудь охотника на лебедей.

— Эдуард…

Он поднял руку, предупреждая мою речь:

— Если хочешь, я дам такое обещание тебе.

Мы обменялись долгим взглядом, и я сказала.

— Нет, Эдуард, обещай мне, что ты ничего из узнанного тобой не применишь ни против одной из групп животных.

— Я не буду охотиться на лебедей.

— Эдуард, я серьезно. Ты узнаешь многое о вампирах и оборотнях такого, что можно применить против них. Мне нужно твое честное слово, что это не обратится против них — или против меня.

Его лицо стало пустым и холодным, почти таким, как когда он убивает, но только в глазах мерцал едва заметный огонек злости.

— Даже львы? — спросил он.

— Они члены коалиции.

— Это значит, что их нельзя трогать?

— Нет, это значит, что мы должны их вышибить из коалиции до того, как что-нибудь против них предпримем.

— Как благородно, — улыбнулся он.

— Должны же быть у девушки принципы, — ответила я.

Он кивнул:

— Раз львы за это ответят, я спокоен.

— Будем разгребать кризисы по порядку. Но они за это ответят, можешь не сомневаться.

И он улыбнулся хладнокровной довольной улыбкой. Обычная улыбка Эдуарда, настоящая. Та, которая говорила, что за этими глазами живет монстр, и ему там уютно. Но мне не нужно было зеркало — я так могла сказать, что моя ответная улыбка была примерно такая же. Когда-то я тревожилась, что стану такой как Эдуард. Сейчас я на это рассчитываю.

26

Ладно, что мы там будем делать с местным прайдом — это потом разберемся. В порядке общей очереди разрешения чрезвычайных ситуаций. Забавно, что как только появляется Эдуард в моей жизни — или я в его, — тут же начинаем попадать из ситуации в ситуацию. Сейчас та разница, что ситуация не разрешается острием ножа или дулом пистолета. И даже огнемет не поможет, хотя Эдуард наверняка его с собой прихватил. Как только протащил через службу безопасности аэропорта? Но Эдуард есть Эдуард: если ему надо, он и танк «Шерман» в самолете провезет.

У меня меньше двух часов оставалось, чтобы покормиться. Меньше двух часов, чтобы сохранить жизнь Вилли Мак-Кою с его кричащими костюмами и еще более кричащими галстуками. И его возлюбленной Кэнди, высокой, белокурой, великолепной, такой влюбленной в своего маленького и некрасивого вампира. Вспомнился мне Эвери Сибрук, которого я увела из Церкви Вечной Жизни, Эвери с его беззащитными глазами, умерший так недавно, что иногда ощущается как живой. Вспомнились многие еще младшие вампиры, прыгнувшие на наш корабль из церкви Малькольма за последние месяцы. Не могу я дать им всем умереть, если только в моих силах их спасти.

Но как же мне не хотелось секса с Донованом Риисом!

Ничего в нем нет такого уж страшного. Высокий, бледный, даже красивый — стерильной красотой первого ученика частной школы. Дюйма ему не хватало до шести футов, широкие плечи, затянутые нежно-голубым свитером, так удачно подходящим к молочно-кремовому лицу столь совершенному, что оно казалось искусственным. Хотя и не было таким. Едва заметный розовый румянец на щеках — это была его собственная кровь, бегущая под белой-белой кожей. Бледен он был, как вампир белой расы до кормежки, но ничего мертвого в Доноване не было. Наоборот, что-то было невероятно живое, как будто с первого взгляда можно было сказать, что кровь его бежит горячее — не в смысле горячее от страсти, а на ощупь. Как будто, если набрать ее в рот, она будет горячей, как густое сладкое какао.

Мне пришлось закрыть глаза и поднять руку, не давая ему подойти ближе.

— Прости, Донован, но ты на радаре отмечаешься как пища.

— Но ведь так и должно быть?

Я покачала головой:

— Не для ardeur’а пища, а для еды. Я сразу представила себе, как глотаю твою кровь.

— Этого я и боялась, — послышался женский голос.

Я открыла глаза и увидела Сильвию — заместительницу Ричарда по стае, его Фреки. Она чуть выше меня, волосы у нее каштановые, короткие, лицо было бы симпатичным, если бы она накрасилась, но обычно она не давала себе труда это делать, и сперва, чтобы заметить эту симпатичность, надо было, чтобы глаза привыкли к простоте ее глаз и кожи. А если бы ее накрасить как следует, она была бы красивой. Иногда я думаю, как люди в этом смысле меня воспринимают. Впрочем, мне ли комментировать — одетой в больничный халат и с жуткой после всех перипетий рожей?