– Смотрите! – пронесся жуткий вопль. На глазах вахтенных офицеров чудовищная волна вздыбилась над кораблем так, что стопятидесятиметровая фок-мачта показалась по сравнению с ней бамбуковой тростинкой. На эту волну, почти на девяносто градусов поднявшуюся над линкором, каким-то невероятным способом карабкался «Юдо». Достигнув вершины, авианосец вошел в толщу воды всей своей массой – сверкнули оголенные громадные лопасти винтов (каждая с девятиэтажный дом) – и на какое-то мгновение исчез в тумане из брызг. Между тем девятый вал неумолимо нарастал над самим «Убийцей». Молоденький помощник штурмана, завороженно вцепившись в задрайку двери, с немыслимым хладнокровием на вскидку прикидывал высоту. «Пятьсот метров, семьсот, девятьсот… Да быть такого не может!» – наконец завопил он. И тут же мириады тонн поглотили корабль. Те, кто находился в задраенной рубке, катаясь кубарем и разбиваясь о железо рулей, стенок и штурманских столов, уже мысленно попрощались с упрямцем, оставшимся на открытом пространстве. Психолог впервые искренне молился Богу. В тот же момент огромный бак линкора принялся подниматься, сливая с себя изумрудную толщу – при этом улетали за борт вырванные из «гнезд» зенитные орудия, кильблоки правого и левого бортов оказались пусты, найтовы полопались, по баку размотало якорную цепь, и с грохотом, словно мифическая змея, она билась о палубу.
Невероятно – но Адмирал упрямо болтался на мостике, железно вцепившись в поручни. Многострадальная фуражка была сжата его зубами. Свита даже ахнуть не могла на подобное геройство, ибо всем сделалось отчаянно плохо. Фок-мачта тряслась, как припадочная. Тросы лифтов не выдержали напряжения и полопались с непереносимым звоном – так что путь вниз был отрезан. Да и никто не мог теперь спуститься! Рубка, в которой все они летали, кувыркались и бились друг о друга, была единственным спасением. Дежурный морпех, утратив всю свою бравость, катался вместе со всеми, словно игрушечный солдатик, гремя и грохоча амуницией: пулеметными лентами, навахой и ручным гранатометом.
И еще несколько суток Армаду болтало и кидало в этом булькающем котле, в котором природа варила свою уху из мелких и крупных рыб, китов, поднятых и взбаламученных водорослей и прочего сора.
Когда все завершилось, стало слышно, как бесится на мостике Адмирал, вдохновенно исполняя настоящую джигу.
После виртуозно отчебученных «коленец» он на какое-то время одеревенел. И было от чего прийти в ступор – во время шторма, так нагло и неотвратимо прервавшего спокойное течение событий, на «Отвратительном» произошел из ряда вон выходящий случай. (Пессимисты, узнав о нем, восклицали: «Ну, вот, господа, и первая ласточка!») Действительно, подобный инцидент заставил мгновенно протрезветь всю адмиральскую рать. Командир «Отвратительного» – вышедший из ума седовласый служака, следуя дурацкому параграфу одной из инструкций, которыми напичкало корабли Адмиралтейство, затеял его исполнение и довел дело до дурацкого конца.
По неизвестно каким умником составленной «памятке», в случае смыва за борт хотя бы одного из членов экипажа весь личный состав через пятнадцать часов должен был построиться на баке для отдания символических почестей сгинувшему. В первый же день унесло десять человек – пустячок с точки зрения мостика «Убийцы» – можно было вполне подождать и окончания шторма. Однако служака не нашел ничего лучшего, как ровно