— Это — третья часть Вооруженных сил. Самая боевая. В том смысле, что если остальные две части будут в основном готовиться к войне, то Корпус пластунов будет выполнять боевые задачи и в мирное время. Это будет что-то вроде французского Иностранного легиона. Высокомобильное соединение, вооруженное легким оружием, с хорошей парашютной и горной подготовкой, сформированное из людей, у которых, скажем так, на этом свете не так много тех, кто по ним заплачет. В него будут приниматься иностранцы, лица без гражданства, лица, отбывающие наказание за некоторые правонарушения… словом, те, кому жизненно необходим второй шанс. И кто готов поставить на кон собственную кровь и даже собственную жизнь ради того, чтобы его получить. Мы им дадим такую возможность. Тем, кто выживет и кто докажет, что достоин этого второго шанса. По окончании контракта каждый выживший получит гражданство, новое имя и право занести срок службы в Корпусе в пенсионный стаж в льготном порядке. Пока его численность планируется на уровне около пятидесяти тысяч человек, то есть где-то восемь-десять бригад, но, если для такого количества людей будет слишком мало задач, мы его уменьшим… — Его Величество секунду помедлил. — И просить возглавить его я как раз хотел тебя, Ким…
Разговор закончился далеко за полночь. Перед тем как покинуть дворец, все офицеры получили по пухлому конверту. На каждом была надпись „Конфиденциально. Сведения, содержащиеся в конверте, распространяются владельцем конверта строго по личному усмотрению“. И это тоже было в новинку. Настолько, что многие очень долго выясняли у офицера, раздавшего пакеты, что же действительно означает „… по личному усмотрению“, а потом отходили с ошеломленными лицами. Ну еще бы, с тех пор, как российские офицеры сталкивались с такой степенью личного доверия, прошло уже не менее трех сотен лет.
Когда они уже стояли на крыльце, к Киму подошел нервно дымящий сигареткой Пивень:
— Привет, я тебя сразу и не узнал, в штатском-то…
Ким пожал протянутую руку и хмыкнул:
— Бывает.
Пивень затянулся и выпустил колечко дыма.
— Да-а-а, дела-а-а.
Ким молча кивнул.
— Как думаешь, получится? Все-таки это такой скачок. — Пивень принялся перечислять: — Время полевого развертывания Вооруженных сил — четыре часа, средняя скорость марша — шестьдесят километров в час, четырехкратное снижение заметности частей и подразделений в радиолокационном, инфракрасном и оптическом диапазоне…
Ким снова пожал плечами:
— При существующем уровне вооружения и техники, а особенно с нынешней системой обучения и комплектования — нет, а в принципе… Его Величество уже не раз удивлял людей, настроенных не менее скептически, чем мы с вами, почему бы ему не проделать это еще раз?
Тут подошли машины, и они расстались.
6
Клайд стоял у окна и смотрел на Москву. С верхнего этажа центрального блока комплекса посольских зданий город был виден как на ладони. Ну, если и не весь, то его часть, вполне достаточная для того, чтобы получить ту толику визуальной информации (этакий визуальный отпечаток), которой ему не хватало для завершения эмпирического анализа изменений, произошедших с этой страной за последние пять-семь лет. Поскольку фактологического материала для любого другого вида анализа было предостаточно. И результаты этого анализа говорили, вернее, даже кричали об одном. Страна, последние несколько лет носящая гордое название Российской империи, изменилась. Причем настолько, что это просто бросалось в глаза. И эти изменения были так стремительны, что порой у Клайда возникала ассоциация с русалкой или, скажем, кентавром. Не столько из-за сказочности этих образов (хотя и это имело место), сколько из-за того, что в них совместились вещи, в природе несовместимые, и, главное, уж очень привлекательный получился результат. Даже несмотря на некоторые резавшие глаз детали. Клайд повернул голову и переместил взгляд от древнего Кремля к видневшемуся на горизонте комплексу небоскребов Московского делового центра (русские последнее время массово и демонстративно избегали употреблять англоязычные термины).