Армагеддон. 1453

Но сегодня никто не гнушался его. Все, кто мог и не был занят на стенах, теснились в нем, какова бы ни была их вера. Те, кто не мог – в основном городская беднота, ибо в храм входили в порядке своего положения в обществе – толпились на церковном дворе, послушать литургию и добавить свои голоса к тем, что гремели внутри.

Она полюбила Айя-Софию прежде, чем увидела ее, думая в детстве, что церковь, конечно же, назвали в ее честь; любила и потом, когда узнала, что это не так и церковь названа в честь божественной мудрости. И она не возражала, что не может видеть центральный неф, что ее пол заключает ее в пределы бокового. София и не считала это неправильным, ибо была в том месте, которое больше всего любила в старом здании. В северо-западном углу северного нефа, у самой колонны Святого Григория. Чудотворец, как его называли, однажды сотворил чудо и для нее. Паломники столетиями искали его помощи, прижимались к мрамору, протирая полость, в которой собиралась влага. Эта драгоценная жидкость, используемая для помазания, могла исцелять недуги и приносить рождение. Она принесла ей второго ребенка, Минерву.

Сейчас, когда звучала последняя нота тысячи голосов и, казалось, эхо навсегда поселится под огромным куполом, София коснулась этой полости, моля о другом чуде, о том, на которое в эту минуты надеялся каждый человек рядом с ней. «Святый Григорий, спаси нас этой ночью. Пусть твой сияющий свет ведет нас к победе над врагами. Помоги нам. Благослови нас. Спаси нас».

Хотя этим вечером многие касались его, так что даже самый глубокий колодец должен был пересохнуть, София чувствовала кончиками пальцев влагу. Возможно, то были просто слезы людей, подходивших сюда до нее, ибо почти все присутствующие плакали. Но она приняла это как знак милости и поднесла влагу к губам.

Последняя нота еще звучала, удерживаемая страстным желанием. Каждый, кто слышал ее, знал, что, когда она закончится, возможно – возможно! – она будет последним христианским песнопением, прозвучавшим в великом соборе. Если их молитвы останутся без ответа. Если Бог решит наказать их. Если Турок возьмет город этой ночью, как поклялся сделать.

Потом песнь затихла, и с ее уходом люди начали двигаться, расходиться. Бог и святые были призваны, и теперь нужно заняться земными приготовлениями. София позволила другим женщинам протолкнуться мимо нее. Последнее мгновение с ее святым – а потом ей придется последовать за ними, поскольку ей тоже многое предстоит сделать.

– Жена.

Знакомый голос. Она обернулась. Во время службы Феон стоял на коленях рядом с императором, прямо перед алтарем. Он причастился, ему отпустили грехи и благословили. В мерцающем свете тысячи свечей ей казалось, что у него на губах еще видно вино.

– Муж, – ответила она.

Они смотрели друг на друга. Приветствие было формальным, как у случайных знакомых. И вправду, они редко виделись в последние недели осады. Феон спал рядом с императором, готовый к любым приказам. В те разы, когда он возвращался домой, ее часто не было. В последнее время София возглавляла группу женщин, дочерей города, как она сама, которые носили к стенам материалы для палисадов, требующих постоянной починки. Держа рядом сына, она работала изо всех сил, спала мало, ела все меньше и меньше.

– Ты выглядишь уставшей, – так же формально сказал Феон, отзываясь на ее мысли.

– Ты тоже, – ответила София.

Он и вправду так выглядел. Доспехи, которые ему приходилось носить, никогда не шли ему; в них он казался меньше, будто одолжил их у другого, крупного мужчины. Муж заметил ее взгляд, и, возможно, какие-то чувства отразились на ее лице, поскольку он уже оживленнее подошел к ней, взял за руку.

– Пойдем. Я увижусь с тобой дома.

– Я не иду домой, – сказала София, когда они двинулись к дверям.

– И куда же ты идешь, если не домой?

– В то же место, куда и ты. Я иду на стены.

Он остановился, потрясенно уставился на нее.

– На стены? Разве ты не знаешь, что этой ночью турки будут штурмовать нас? Не так, как прежде. Снова и снова, раз за разом, – пока или возьмут стены, или погибнут.

– Я знаю. Но до той минуты, когда они пойдут в атаку, нужно поднимать камни. Это мой долг.

– Твой долг – твоя семья.

София забрала у него руку, пошла дальше, прокладывая путь сквозь толпу.

– Такос будет со мной, ибо мальчики работают вместе с женщинами. Минерва останется с Афиной дома.

Феон догнал ее, снова схватил за руку, остановил.

– И ты должна быть там. Вместе с нашим сыном. Ты должна слушать меня. – В его голосе прорезался гнев. – Слушай меня!

София долгое мгновение смотрела на него.

– Я слышу тебя. И в любое другое время стремилась бы угодить тебе, как и всегда, – тихо произнесла она. – Но есть и другие, Феон, которым я должна повиноваться прежде тебя. Императору, который приказал монахам, женщинам и мальчикам работать на стенах, чтобы избавить от этого солдат. Благословенной Деве, которая защищает нас и воодушевляет защищаться самим. И… – она замялась, – себе. Своей воле.

– Своей… воле? – недоверчиво переспросил он. – С каких это пор у тебя появилась своя воля?