Армагеддон. 1453

Они поднялись. Мимо пробегали, шатались и ползли другие мужчины. Низко пригнувшись, ибо камни и стрелы по-прежнему летели и сзади, и спереди, они пробрались по склону к своим линиям, зашли за них. Чавуши с кнутами и дубинами исчезли. Их встретили совсем другие люди – водоносы с кувшинами, лекари в сиреневых тюрбанах и серых халатах; их помощники спешили навстречу мужчинам, которые сейчас падали без сил на землю.

– Как поживает великан?

Ахмед поднял взгляд. Над ними стоял Фарук. Рашид поспешно вытянул руку своего товарища, тот застонал.

– Он ранен, смотрите сами. Он больше не может сражаться.

Фарук нагнулся, его забрызганное кровью лицо почти уткнулось в рану. Единственный глаз сверкнул, изуродованное лицо перекосилось в улыбке.

– Да, великан, неплохо, можешь лежать здесь. Но называть это раной?.. Ты снова стоял на их валу, принимая все, что они могли выдать, – и получил только это? – Он указал на пустую глазницу: – Вот это рана! – Дернул половину уха: – Вот это рана! – Рассмеялся, выпрямился и позвал мужчину в тюрбане, стоящего неподалеку: – Господин, у меня тут раненый герой.

Лекарь подошел, встал на колени, бережно поднял руку вместе со щитом, опустил.

– Хмм! – задумчиво произнес он. – Ты благословлен Аллахом, милостивым и милосердным. Она прошла сквозь плоть ниже предплечья, но я не думаю… – Наклонил руку. – Да, – сказал он, постукивая по щиту. – Держи это. – Его помощник взялся за щит. – А теперь…

Он вытащил из сумки острые щипцы, перекусил стрелу ниже наконечника и отложил щит в сторону. Потом, когда Ахмед откинулся назад, лекарь ухватился под оперением и выдернул древко из раны. Он махнул рукой, и помощник стал лить воду из кувшина на рану, пока лекарь промывал ее. Потом достал из сумки длинную полоску чистой ткани, обмотал рану, завязал концы. Поднявшись, кивнул:

– Отдыхай. Держи рану замотанной. Промывай каждый день. Если повезет, от нее останутся только воспоминание и шрам, чтобы пугать внуков.

Он пошел к другому мужчине, стонавшему рядом. Рашид ткнул пальцем ему вслед:

– Господин, вы слышали, что он сказал. Мой рекрут должен отдохнуть.

– Твой рекрут? И вербовщик вместе с ним, я полагаю? – Фарук покачал головой. – Ладно, Рашид, я не думаю, что тебя снова призовут показать свою храбрость. Похоже, наше время сражений закончилось. Пришел черед других.

Он поднял взгляд: музыка, умолкшая после сигнала к отступлению, снова заиграла.

– Сейчас пойдут другие. А ты можешь отвести нашего раненого героя в вашу палатку.

Он ушел. Рашид подался к Ахмеду:

– Он думает, что мы будем сидеть в палатках и ждать, пока стены не возьмут и все трофеи достанутся другим? Нет уж. – Он засунул руку под здоровый локоть Ахмеда, побуждая того подняться. – Пошли.

Земля казалась Ахмеду самым подходящим местом.

– Куда? – со вздохом спросил он.

– Подальше от этого места, где падают стрелы. – Рашид ухмыльнулся. – Я слышал, Фарук говорит, что стены со стороны Рога самые слабые, а сразу за ними – дворцы и богатые церкви. Когда они падут, Фарук будет там, и мы вместе с ним. Пойдем.

Ахмед встал, застонал. Кажется, у него болело все тело, и рука была наименьшей заботой.

– Вот это правильно, герой. – Рашид улыбался, хотя сам он и его голос еще подрагивали. – А теперь пойдем и добудем нашу долю трофеев.

29 мая: 3 часа ночи

Пока его товарищи-лучники издевались над бегущими врагами, Григорий сбросил со стены башни веревку с завязанными узлами. Убедившись, что она крепко привязана к зубцу, перелез через край и быстро, узел за узлом, спустился в периболу. Он был первым, но остальные скоро последуют за ним с той же целью – пополнить колчаны, опустевшие за долгую атаку. Ласкарь протолкался через толпу мужчин, восхвалявших Господа, Деву и друг друга за свою победу, восхвалявших и себя за подвиги в сражении и смелость. За чудо выживания.

Григорий направился к палисаду, присел, когда подошел близко, хотя от вражеских линий сейчас долетали только случайные стрелы. Повсюду лежали и свисали тела, и прежде чем греки выгребут у них все ценное, Григорий хотел получить свою долю сокровищ. Турецкие стрелы или свои, безразлично – лишь бы у него было чем встретить тех, кто придет следом.

Он собирал урожай, иногда пользуясь ножом, чтобы вырезать глубоко засевший наконечник. Когда Григорий подошел к тому месту в палисаде, где не хватало бочки, он рискнул быстро выглянуть наружу, вниз, но не увидел там тела огромного турка. Возможно, его завалило другими телами – их было много. Однако Григорий чувствовал, что промахнулся, – по крайней мере не убил. Он видел, как великан падает, но и всё на этом. Он предпочел бы вернуть ту стрелу, чтобы в следующий раз получше позаботиться о своей цели.

Колчан был почти полон. Григорий присел у последнего тела, когда кто-то похлопал его по спине.

– Ты жив, рагузанец.

Он посмотрел вверх.

– Жив, сицилиец. И я – константинополец. Особенно сегодня.

– Слишком много слогов. Как в Гри-го-ри-е, – ухмыльнулся Энцо. – Я предпочитаю Зорана. – Он протянул руку, помог Григорию подняться. – Тебя зовет Командир.