Армагеддон. 1453

– Некоторые, повелитель. Ваши отряды сохранили многое. Но не всё.

– Этого можно было ожидать, хотя жаль…

Султан вздохнул, снова посмотрел сквозь стены отака. Оттуда уже доносились отдельные ноты, музыканты настраивали свои инструменты. Негромко, но гулко ударил барабан.

– Пора, – сказал он.

Оба мужчины кивнули, поклонились. Мехмед хлопнул в ладоши, вбежали слуги. Он развел руки, и ему на плечи накинули темно-алый плащ, отороченный горностаевым мехом. Потом пристегнули меч и последним водрузили на голову серебряный с золочением шлем.

– Как я выгляжу? – спросил султан.

Все преклонили колени.

– Как завоеватель, господин, – ответил Хамза.

Мехмед улыбнулся.

– Тогда давайте посмотрим, что же я завоевал.

Он вышел из шатра. В ту же секунду его встретил рев, бегущий от отрядов гвардии, солаков и пейиков, и дальше, по шеренгам янычар, выстроенных перед воротами; все люди выкрикивали на своем родном языке его новый титул.

– Фатих! Фатих! Фатих!

Он принял возгласы, поднял руки. Потом подошел к своему белому жеребцу, одним прыжком вскочил в седло, быстро успокоил коня поводьями и тихими словами. Когда султан был готов, он кивнул. Оркестр-мехтер заиграл марш, и под гулкие удары кос-барабанов и завывания труб, под пляшущими на ветру стягами, через некогда Харисийские ворота, которые теперь звались Эдирне-капи, Мехмед въехал в Константинополь.

Это была Мезе, самая широкая улица, и потому Хамза мог ехать близко к султану, но сбоку, оставив визирям и белербеям, главным вельможам двора, толкаться ради места за крупом белого жеребца. Однако он был рядом и видел, как меняется выражение лица Мехмеда, от оправданной гордости завоевателя к чему-то мрачному, сердитому. Хамза знал, в чем дело. Город, через который они ехали, не был великолепием из легенды. Полуразрушенные дома окружали поля, за которыми не ухаживали годами. Церкви стояли в руинах – отнюдь не дело рук солдат. Правда, когда они приблизились к центру города, проезжая форум Феодосия, а потом под великим Столпом Константина, работа армии стала намного заметнее. Под копытами жеребца хрустели обломки икон и дароносиц. Люди накидывали веревки на статуи, и лошади тащили забытых героев туда, где на них набрасывались мужчины с молотками.

Хамза видел, как просветлело лицо султана, когда они подъехали к зданию, о котором повсюду шла молва, хотя немногим людям их веры доводилось его видеть. Величайшее здание в мире, возможно. Когда Хамза впервые увидел его, во время посольства, на его лице было такое же выражение, как сейчас у Мехмеда. Казалось, купол Айя-Софии достигает самих небес.

Потом Мехмед вновь помрачнел, соскочил с коня и сердито пошел к большим разбитым дверям. Мужчины, которые при появлении Завоевателя поднимали взгляды, снова вернулись к своему занятию, выдирая из мозаичного пола цветные камни.

– Ты что тут делаешь, глупец? – заорал Мехмед на мужчину, который вскрикнул и простерся на полу.

– Господин, – выдохнул тот, – это же просто дом неверных.

– Это мой дом! – выкрикнул Мехмед, выхватывая меч.

Клинок упал, все вздрогнули, потом увидели, что меч плашмя опускается на плечи и спину мужчины.

– Мой! Я отдал вам имущество города. Но эти здания – мои!

Повизгивающий мужчина отполз назад, но Мехмед не пошел за ним. Он стоял, тяжело дыша, потом повернулся к сопровождавшим его офицерам и закричал:

– Отдайте приказ – грабеж прекратить! Немедленно. Армия берет ту добычу и рабов, которые уже есть, и отходит в лагерь. Убедитесь, что это будет исполнено! Если я увижу за грабежом еще хоть одного человека, он почувствует на себе мой клинок, и не плашмя!

Люди бросились прочь. Те, кто остался, смотрели, как султан вложил меч в ножны, потом повернулся к внутреннему убранству здания. Его взгляд поднялся к куполу, в высоту, не имеющую себе равных в мире. Потом Мехмед посмотрел в дальний конец, туда, откуда сбросили алтарь и иконостас. Там стоял человек в простом темном халате, святой человек, которого послали вперед специально для этого. Мехмед кивнул ему, и мужчина поднялся на кафедру, где всего двенадцать часов назад стоял архиепископ.

– Аллах акбар! – произнес Аксемседдин, когда солдаты заполнили пространство, ставшее теперь мечетью, и вслед за Завоевателем простерлись на полу.

– Господь велик! Господь велик! Господь велик!

* * *

Потом Хамза потерял Мехмеда – сначала был благодарственный молебен, а затем султана окружила толпа почитателей. Сам он отправился выполнять приказы повелителя. Как капудан-паша, Хамза отвечал за флот, а моряки участвовали в грабежах не меньше прочих. К полуночи он вымотался до предела, а на борт удалось вернуть в лучшем случае половину его подчиненных. Утром придется выйти снова, взяв с собой еще больше отрядов. Хамза не спал уже два дня. Сейчас он отдал бы половину своей доли богатств города за час сна.