Читаем Армяне в Турции. Общество, политика и история после геноцида полностью

После прибытия Рефета Беле (Refet Bele) в Стамбул в ноябре 1922 г. давление на патриарха Завена усилилось[189]. В окружении Мустафы Кемаля он был объявлен персоной нон грата и вынужден с 10 декабря 1922 г. уйти в отставку и покинуть город. После этого с 1922 г. стамбульские сиротские дома были переведены в Грецию[190], а сиротские приюты в Харпуте (Harput), Сивасе (Sivas), Кайсери (Kayseri)[191] и Диярбакыре (Diyarbakir) переехали в Алеппо[192]. Когда в 1923 г. греческое население Малой Азии было изгнано, вместе с ним были депортированы армяне из Яловы (Yalova), Бандырмы (Bandirma), Кютахьи (Kütahya) и Эскишехира (Eskişehir) сначала во Фракию, а затем в Грецию[193]. Также остальное армянское население за пределами Стамбула было под угрозой. Рассказ Варужана Кёсеяна о том, как его семье пришлось покинуть Эдинджик (Edincik), свидетельствует о продолжающейся депортации армян, особенно во время выдворения греков, т. е. в период так называемого обмена населением:

Они заставляли нас вместе с греками покидать наши дома.

В 1923 г. мы приехали в Бандырму (Bandirma). Некоторые люди в порту перебирались в Грецию, другие – в Стамбул. Однажды дома я услышал рассказ, что наши соседи в Эдин-джике угрожали нам, чтобы мы не пытались вернуться и требовать назад наше имущество. Они сказали, что, если мы это сделаем, они прострелят нам ноги, так чтобы мы стали калеками и попрошайничали всю оставшуюся жизнь[194].

Сиротские дома и kaght agayan в Стамбуле в первые десятилетия республики оставались одной из самых сложных социально-экономических задач общины. Важные факты по решению проблем, поднятых депортированными и сиротами, мы узнаем из статьи Армавени Мироглу (Armaveni Miroglu): «На 31 августа 1923 г. в 13 kaghtagayan Стамбула насчитывалось 6385 kaght agan, а в 1924 г. число этих беженцев возросло до 7036[195]. В течение 1922–1923 учебного года в сиротском доме Карагёзяна (Karagö-zyan) проживало 124 ребенка. Затем, в 1922 г., сиротский дом в Кул ели был закрыт, и 125 сирот дней на десять нашли приют в Карагёзяне»[196]. Статья, вышедшая в еженедельном журнале Panper («Панпер») в 1933 г., повествует о том, что на протяжении двух последних десятилетий здесь жили, получали уход и образование более 500 сирот[197]. Карагёзян поначалу был сиротским домом с мастерскими, но затем он был преобразован в сиротский дом с начальной школой, где дети могли выучиться на сапожника, каменщика или слесаря[198].

Администрации общины был представлен подробный отчет под названием «Национальное попечение», который был опубликован в альманахе «Сурп Пргич» (Surp P’rgich’) за 1932 г. Согласно этому отчету, в девяти школах общины обучались 600 сирот и детей-kaght agan[199]. Национальная попечительская организация (Azkayin Khnamadarufiwn) заботилась, таким образом, как о сиротах, так и о kaght’agayan[200]. В 1939 г. в Стамбуле осталось только два детских дома, в которых проживали 500 детей-kaght agan и более 200 сирот[201]. Согласно «Нор Лур» (Nor Lur), еще в 1947 г. в сиротском доме Карагёзяна проживали 120 сирот[202], а по данным «Пароса» (Paros), к 1950 г. через Карагёзян прошла уже 1000 учеников[203]. Здесь же можно было получить медицинскую помощь и лекарства. Сиротский дом в Калфаяне (Kalfayan), который был основан в Стамбуле в 1866 г. монахиней Српуи Калфаян (Srpuhi Kalfayan; 1822, Палу – 1899, Стамбул)[204], работает в том же качестве по сей день[205]. Эти учреждения оказывали поддержку не только армянам, приехавшим из провинции, они, кроме того, были ремесленными училищами (Arhesdanots) для девушек и женщин, которые могли получить здесь профессию, с помощью которой они могли бы зарабатывать на жизнь. В первые два десятилетия после основании республики почти все армянские газеты, издававшиеся в Стамбуле, публиковали многочисленные статьи на эту тему.

Уровень бедности внутри общины сильно возрос после 1938 г., т. е. после принятия турецкого закона о фондах и введения единой системы доверительного управления (Тек Mütevelli Sistemi). Тогда сиротский дом в Карагёзяне и сиротский дом в Ускюдаре (Sgiwdari Khnamadaragan Orpanots) должны были объединиться в финансовом отношении, чтобы быть в состоянии продолжать свою деятельность. По данным Тороса Азадяна (Toros Azadyan), в сиротском доме в Ускюдаре было 70–90 сирот, а в двух kaght’agan-центрах – 400–500 детей-kaghtagan[206]. В официальном документе о слиянии обоих сиротских домов можно также найти указание на положение армян из провинций:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное