Читаем Армяне в Турции. Общество, политика и история после геноцида полностью

В то же время армяне, которые не могли обеспечить себя в Стамбуле, и особенно те, кто проживал во временных приютах, искали возможности возвращения в свои деревни или отъезда в эмиграцию. Между kaght’agayan и управлением общины возникала напряженность, так как в приютах устроить свою жизнь было невозможно. Государство актором в принципе не являлось, и в тех немногих случаях, когда оно вмешивалось, это происходило не на пользу kaght’agan. В 1934 г. «Нгар» (Ngar) – другая стамбульская газета – опубликовала отчет о том, насколько экономически нестабильным было положение провинциальных армянских kaght’agan в Стамбуле и как они по причине отсутствия доходов хотели вернуться обратно в свои деревни[219]. В марте того же года Ngar в одном из сообщений указала число 750 армян-kaght’agan в Стамбуле[220]. При этом неясно, шла ли речь о вновь прибывших или они уже какое-то время жили в городе. О положении общины в Стамбуле можно было бы сказать гораздо больше, как и об отношении к сиротам и женщинам и о продолжающемся притоке из провинций. Проблема с kaght agan, сиротами и женщинами была не просто статистической, но имела серьезные социально-политические последствия, для которых армянские газеты являются богатым источником. Так, например, «Панпер»[221] опубликовал в апреле и мае 1933 г. две большие статьи о kaght’agan-центрах. Одним из них был центр в Саматье, который, согласно сообщению, с 1920-х гг. использовался как временный приют[222]. Армавени Мироглу (Armaveni Miroglu) также подтверждает, что армянская школа имени Нуняна Макрухяна (Nunyan Makruhyan) в Саматье с 1920 г. служила kaght’agan-центром, где все комнаты и залы были заполнены[223]. В альманахе [больницы] «Сурп Пргич» за 1932 г. указано, что в kaght’agan-центрах в Саматье и Ортакёй размещалось 800 человек, места которых немедленно занимали вновь прибывшие, стоило кому-либо покинуть центр[224]. Разумеется, в этих количествах не учитываются kaght’agan, приехавшие в Стамбул из провинций и нашедшие приют у родственников. Альманах за 1932 г. упоминает социальные проблемы, связанные с kaght’agan-центрами, лишь вскользь. В печати же появились многочисленные статьи с более точными данными и описанием как условий, так и социальных и экономических проблем. Так, все окна были закрыты бумагой, и в каждом углу дома жили kaght’agan всех возрастов. Согласно панперовской статье, в то время там жили 268 человек, 120 из которых были в возрасте 11 лет и младше[225]. Некоторые уже провели в этих центрах до десяти лет. Кроме того, в центрах были и мастерские; так, сообщается об одной женщине из Кайсери, ткущей ковер. В начале апреля 1933 г. из села Бебек (ВеБек) близ Йозгата прибыла еще одна волна kaght’agan; речь шла о 28 семьях – всего 147 человек[226]. «Нгар» называет число в 200 kaght’agan, прибывших в тот же день из Бебека, и в 350 из Бурункышла (Burunkişla), и сообщает, что Министерство внутренних дел издало приказ возвращать назад людей, направлявшихся в Стамбул, чтобы остановить миграцию[227]. Хотя министр и выразил требование к kaght’agan вернуться, но проблемы, с ними связанные, оставались нерешенными. Только в «Нор Лур» Вахана Тошикяна (Vahan Toşikyan) было опубликовано в 1935 г. более 20 сообщений на эту тему. В этом году один из двух центров в Саматье – здание, арендованное для новоприбывших из Йозгата (Burunkişla), – был закрыт. Эвакуация проходила с большими волнениями. Проживавшие там люди упорно протестовали против выселения, заявляли, что они голодны, у них нет денег и они не знают, куда идти[228]. Организация же по попечению (Khnamadarufiwn) переживала финансовый кризис и, согласно сообщениям, не могла более платить ежемесячную арендную плату. Снова и снова жильцы направляли петиции в Центральное управление Армянского национального попечения и умоляли разрешить им остаться. Вероятно, в связи с организованной в Советскую Армению эмиграцией, которая должна была начаться в 1933 г. и продлиться до 1936 г., они обратились – когда ответа по-прежнему не было – в организацию еще раз и попросили об экстренной помощи в их отправке в Ереван[229].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное