Армия

Пожалуй, основной из стайных законов гласит: на одной и той же ступени социальной лестницы все одинаковы, различия внутри стаи только по ступеням, человеческая индивидуальность отсутствует (между прочим, по этому же принципу в нашей стране организована структура власти). Пройдет полгода службы, и вчерашний новобранец внезапно для себя осознает, что ему комфорт­но в таких условиях: жизнь гарантирует продвижение по ступеням. От него требуется лишь одно — терпение. Сколько раз на первом году службы я слышал от ребят одного со мной призыва: «Ничего, потерплю, зато потом наступит мое время». И наступало, и пользовались открывшимися возможностями, и новые «молодые» повторяли заклинание: потерплю.

Я хочу спросить матерей, тех, что перед телекамерами проклинают армей­ских «дедов», называют их извергами, садистами, зверями: «Как вы думаете, кем эти изверги были год назад? И кем станут ваши мальчики через год? И как их, ваших мальчиков, будут называть матери ребят из следующего призыва?» Не отвечайте, я знаю, что ваши мальчики — не такие. Потому что они — ваши.

По моим наблюдениям, самыми жестокими «дедами» становились те, кому больше других приходилось терпеть в период своей солдатской «молодости». Ответ, казалось бы, лежит на поверхности — компенсация, но в действительности все сложнее и глубже. Анализируя поведение наших современных солдат, необходимо постоянно держать в голове, что мы имеем дело с детьми. Дети (убежден, что все) жестоки, но не садистски, а бездумно. В одной строительной части старослужащие «принимали присягу» у новобранцев, засовывая их по очереди на несколько секунд в бетономешалку («обряд инициации»), неожиданно появился офицер, солдаты сделали вид, что заняты своим обычным делом, а в это время жернова перемалывали мальчишку. Бетономешалку выключили, только когда офицер ушел. Назовете их садистами?

Я свою молодость провел на регбийном поле, начав играть еще за «младших юношей», и продолжил после армии во взрослом составе, так что могу сравнить детское регби со взрослым. Должен признаться, оно несравненно жест­че. Мы в детской команде никогда не считали предосудительным наступить в общей свалке противнику на лицо, причем делали это намеренно, используя любую возможность, чтобы, мягко говоря, вывести из строя. Если бы кто-нибудь в тот момент, когда мы яростно входили в «схватку», брали в «коробочку», били шипами бутс по чему попало (и получали в ответ по тому же самому), если бы кто-нибудь сказал нам, что так недолго искалечить человека, мы бы остались к этим словам безучастны. Наоборот — стали бы бравировать, говоря, что регби — это мужской вид спорта и неженкам здесь не место. Был такой случай. Шла календарная встреча на первенстве города. «Четверти» организовали «мол», и мы, схватчики, неслись туда со всех ног, чтобы заменить их. Мне оставалось до места событий метров пятнадцать, когда я увидел, что игрок противника, пристроившийся к «молу», опасно для себя открылся, подставляя под удар почки. Я и теперь помню восторг, который испытал, мгновенно представив, что сейчас произойдет (регбистам в те годы не полагалось никакой защиты, даже щитки под гетры не надевали). Парень так и не узнал, что в ту минуту «прошел по краю». В последний момент я почему-то убрал локоть и воткнулся в него жестко, но безопасно: плечо в плечо. Недоумение по поводу этого своего поступка не покидало меня потом довольно долго. Теперь-то я понимаю, что тогда произошло со мной — я взрослел. А шел мне тогда, между прочим, двадцать второй год, это случилось уже после армии. Произойди подобное за три года до этого, я, не задумываясь, искалечил бы парня. И что показательно — был бы понят не только своими товарищами, но и им самим.

Мне впервые пришлось посмотреть «Чучело» в кинотеатре, заполненном школьниками средних классов. Учителя сразу нескольких школ решили, должно быть, организовать своим ученикам урок доброты, а скорее — в роно какому-то чиновнику пришла в голову эта блестящая идея. Как бы то ни было, но в кинотеатре из взрослых были только преподаватели да еще я, остальное — школьники. Той пытки мне никогда не забыть. С первых же кадров зал включился в происходящее на экране и стал весьма активно сопереживать героям фильма. Но не Чучелу с дедушкой, а вовсе даже наоборот — ее мучителям. Как они потешались над несчастной девчушкой, как увлеченно комментировали издевательства, чинимые ей одноклассниками! А когда в фильме детская стая зажгла тряпичное чучело, весь наш зал дружно захохотал, заулюлюкал и засвистел. Помню, мне стало по-настоящему страшно. Вы скажете, это чьи-то чужие дети? Не наши с вами? Может быть, из неблагополучных семей? Да нет! — наши. Просто они — дети, то есть уже почти люди, но еще почти животные.

* * *

Заявив о двух основополагающих принципах жизни солдатского социума нашей современной армии, мы уже можем, исходя из них, выстроить основные психологические доминанты этой среды. Поскольку она, среда, детская, то доминантами будут: жестокость, властность, психопатичность.