Проносящиеся вагончики трамваев над мостовыми грохотали по железным фермам колесами, отчего Кинт невольно вжимал голову в плечи; шипя и обдавая друг друга струями пара, неслись моторные повозки и фургоны, центр Актура словно сорвался с цепи, пытаясь перепробовать все достижения науки и прогресса; по площадям выхаживали модницы в сопровождении кавалеров, тоже не упускающих возможности похвастаться друг перед другом входящей в моду кожаной одеждой, отделанной неимоверным количеством пряжек и ремешков, порой в немыслимых местах. Мальчишки-разносчики газет ловко сновали меж всего этого сумасшествия на велосипедах, выкрикивая заголовки новостной полосы. По мере удаления от центра стихал грохот улиц, и Кинт уже видел тот Актур, к которому привык и знал. Экипаж выкатился на набережную и поехал вдоль парка со скинувшими листву деревьями. Несмотря на теплую южную зиму, природа берет свое, лишь на газонах, сквозь пожелтевшую траву, слабо пробивается свежая зелень…
– Я надеюсь, газета свежая, а не та, с которой вы сидели тут в прошлый раз? – Кинт оперся на дверь-решетку, застав Тэбба в том же положении, то есть дремлющим в плетеном кресле.
– Вчерашняя. – Тэбб приоткрыл глаз, затем сразу второй и, сев, в кресле спросил: – Нашел?
В ответ Кинт лишь опустил в пол глаза и отрицательно помотал головой.
– Вот же… – Тэбб открыл решетку и впустил Кинта.
– Условия проживания не изменились?
– Все по-прежнему, держи, комната та же. Сначала Кинт несколько недель просто гулял пешком по столице, как-то проходя мимо булочной, которая всегда манила его запахом свежей выпечки, понял, что даже вкуснейшие запахи не вызывают никаких эмоций, а аппетита и подавно. Чувство вины давило с каждым днем сильней и сильней, возникла мысль поехать в Латинг, но Кинту было стыдно показываться Сарту на глаза, не говоря уже о Конинге и Григо, дочь которого сгинула на юге терратоса, и более того, сгинула с нерожденным ребенком Кинта. В конце концов, почти две недели Кинт не выходил из комнаты, точнее, выходил ненадолго, но лишь для того, чтобы снова купить выпивку, еды и табака. Глядя на это, первые несколько дней Тэбб тихо ворчал, а потом, однажды утром высадил дверь в комнату, так как Кинт не открывал на долгий и громкий стук. Войдя в комнату, уткнулся в наставленный на него дрожащий ствол пистолета.
– Убери, – сердито сказал Тэбб, – ты два дня не выходишь… Захотел сдохнуть от выпивки? Пожалуйста, но только не в моей гостинице!
– Я же заплатил за неделю вперед. – Отложив пистолет в сторону, Кинт стал перетряхивать бутыли у кровати, в надежде найти еще пару глотков.
– Вот, – Тэбб положил на стол несколько монет, – собирайся и проваливай, не хочу смотреть на то, во что ты превращаешься.
– О, как кстати…
Пошатываясь, Кинт добрел до стола, дрожащим пальцем пересчитал монеты.
– Вы так добры, господин Тэбб. – Кинт повернулся к нему с пьяной меланхоличной улыбкой, но вдруг переменился в лице, глаза остекленели и он закричал: – Вы все так добры ко мне, дьявол вас всех возьми! Лучше бы пристрелили, как загнанного коня! А что, из доброты… очень даже меня устроит!
Тэбб выслушал эту истерику, вздохнул и тихо сказал:
– Собирайся и проваливай, и застрелись в канаве, если так невмоготу.
– Самому нельзя. – Пошатываясь, Кинт помотал указательным пальцем перед лицом уже теряющего терпение Тэбба. – Ни-ни, самому нельзя – небеса не примут.
Тэбб махнул рукой и вышел, бросив на ходу:
– Через час не уберешься – вышвырну, как собаку…
– Как собаку, – повторив за Тэббом, пробубнил Кинт, опустился на кровать, лег и покосился на пистолет, – нет… самому ни-ни.
Глава сороковая
– Кинт… Кинт, – кто-то строго позвал Кинта из темноты.
Словно пробираясь через туман, Кинт вышел во двор уютной хижины на юге, с ее крыши вспорхнула и поднялась в небо семья домашних голубей, Кинт поднял голову и сразу же зажмурился от яркого солнца.
– Отец? – Кинт обернулся на звук голоса.
В дверях хижины стоял статный, широкоплечий мужчина в форме ополченца, черные густые волосы, лучи морщин из уголков глаз.
– Во что ты превратился, Кинт? И это мой сын?
– Ты же умер… – робко вымолвил Кинт.
– Я умер для того, чтобы жил ты!
– Отец, я… я не знаю, что мне делать.
– Живи! И найди себе дело.
– Какое?
– То, что ты умеешь лучше всего.
Фигура отца растаяла в снова налетевшем тумане, из которого едва видимая Кинту махала рукой Сэт, она что-то говорила, но было неслышно.
– Сэт! – Кинт хотел шагнуть вперед, но получалось плохо, будто что-то держало, не давало двигаться. – Я тебя не слышу, Сэт!
– Придет время, и ты встретишься с ним, – наконец донесся приглушенный голос девушки.
– С кем?
– Придет время…
– Прости меня, Сэт!
– Живи… – донеслось в ответ, и Кинта снова охватил черный плотный туман.
На улице несколько раз протяжно просвистел паровой свисток экипажа, и Кинт вывалился из сна.
– Вот же, – встряхнул он головой и осмотрел комнату, не понимая, почему дверь валяется посереди нее, – живи, значит…