К раннему утру 29 сентября в окрестностях Пропойска скопилось от двух до трех тысяч шведов[290]
. При дневном свете граф снова принял командование на себя, рассылая во все стороны ординарцев и офицеров штаба, энергично собирая своих воинов по полям и перелескам. На относительно большом и ровном поле удалось собрать 3451 пехотинца и 3052 кавалериста. Но даже с такими силами Левенгаупт не мог уже предпринять наступательных действий. Было принято решение бросить оставшиеся повозки и, посадив пехоту верхом на обозных лошадей, уходить вдоль правого берега Сожа, пока в тылу не появились русские регулярные части. Это было единственно правильное решение страдавшего от ран и контузии шведского командующего.«Так у Пропойска остатки курляндской армии развалились натрое – большая часть устремилась на юг к королю, не менее 2 тысяч (среди которых были и офицеры в чинах от ротмистров и лейтенантов до подполковников) дезертировали в Прибалтику[291]
, примерно тысяча безлошадных, раненых и тех, кто еще подбирался сзади, застряли у пропойской переправы. Как и раньше, арьергарда прикрытия Левенгаупт не оставил»[292].Вот эти небольшие группы отставших, раненых, дезертиров и мародеров и стали добычей приступивших к преследованию русских частей.
«В руки победителей попала огромная добыча – 20 тысяч ружей, 500 тонн мушкетных пуль, 6 тысяч бочонков пороха, все пушки, 600 тысяч рейхсталеров в «полковых сундуках», «провизия для короля», аптека и стада скота. Нагруженные на верблюдов сундуки с имуществом Левенгаупта, документами и картами, по всей вероятности, были «раздуванены» казаками. (Самые ценные документы и письма жены генерал сохранил при себе.)»[293]
.Непосредственно около Пропойска и в самом городе после непродолжительной стычки было захвачено три тысячи фургонов с различным имуществом, 45 офицеров и 602 рядовых[294]
. Главные силы курляндского корпуса во главе с графом, оторвавшись от противника, все дальше уходили на юг. Вслед за Левенгауптом пошла конная погоня, но без головного дозора, что позволило графу вечером 30 сентября форсировать Сож у д. Глинки. Кавалерия перебиралась, держась за холки лошадей, а пехота кто верхом, кто на хлипких самодельных плотиках. Несколько десятков человек утонуло или было унесено течением реки, но в целом переправа прошла успешно. Незначительное количество не успевших переправиться перебили подоспевшие драгуны и казаки Леонтьева. На этом преследование прекратилось[295].В течение десяти суток обессилевшие, голодные и измотанные работой по настиланию гатей и наведению переправ солдаты шли через безлюдные северские леса и болота. Так как продуктов и соли практически не было, ели конину, посыпая ее порохом. Запас патронов не превышал пяти-шести штук на человека[296]
.Животный страх гнал людей вперед. Шведы ожидали неминуемого появления крупных сил неприятеля и от этого сильно нервничали. С дороги граф высылал к предполагаемому месту нахождения ставки короля курьеров с призывами о помощи. Один из них, судя по дневниковым записям прусского военного атташе фон Зильтмана, добрался до главной квартиры 2 октября[297]
.5 (16) октября остатки курляндского корпуса перешли р. Ипуть, недалеко от Стародуба, где их арьегард в составе роты Хельсингского пехотного и трех эскадронов Карельского кавалерийского полков столкнулся с драгунами Инфланта. В скоротечной стычке шведы потеряли трех офицеров и 130 рядовых[298]
.Каролинцы были настроены крайне пессимистично. Их боевой дух был равен нулю. Однако богиня Фортуна улыбнулась солдатам Левенгаупта. В сумерках они встретились с отрядом генерал-майора Андерса Лагеркруны, посланным королем для занятия Стародуба. Эпопея курляндского корпуса подошла к концу.
12 октября граф поцеловал руку своего монарха и отчитался о сражении. «Потеряв обоз, артиллерию, порох, одежду, все военные, продовольственные и санитарные запасы, генерал не усилил, а обременил главную армию заботой о пропитании и вооружении спасшихся остатков. Оголодавшие, раненые и больные люди взбодрить армию, конечно, не могли»[299]
.Внешне Карл XII казался абсолютно спокойным, но генерал-квартирмейстер Юлленкрук отмечал, что именно после встречи с Левенгауптом монарх стал страдать бессонницей. В отношении графа, не без вмешательства его «заклятого» друга – фельдмаршала графа К. Г. Рёншильда, были приняты самые жесткие меры. Нет, его не казнили и не уволили в отставку. Просто король отстранил его от командования, а спасенные с большим трудом пехотные полки и часть кавалерийских соединений были раскассированы по частям главной армии. Левенгаупт оставался при главной квартире в качестве наблюдателя, в связи с чем получил ироничное прозвище «волонтер».
Все дезертиры, «изменившие присяге и знамени» и бежавшие в Прибалтику, по приказу короля предстали там перед судом инквизиционной комиссии.