Армия Наполеона

В храбрости и самопожертвовании, неразрывно связанных с высоким чувством чести, Наполеон, однако, видел нечто большее, чем необходимое качество отряда воинов-профессионалов. Здесь мы вплотную подходим к одной из важнейших тем истории Империи: социальной значимости армии и прежде всего офицерского корпуса в наполеоновской схеме общества. В воинском, рыцарском духе Император искал моральный стержень общества. "Нельзя, чтобы знатность происходила из богатства, - говорил он Редереру, видному политическому деятелю эпохи Республики и Империи. - Кто такой богач? Скупщик национальных имуществ, поставщик, спекулянт, короче, - вор. Как же основывать на богатстве знатность?" Но если знатность не базировалась отныне на происхождении из благородного рода, как при Старом порядке, и не на миллионном счету в банке, как в буржуазном мире, то на чем же? Кровь, пролитая на поле сражения, самопожертвование во имя общего блага, воинская честь отныне должны были стать, по мысли Императора, основой для новой элиты. "Быть офицером - это значило тогда быть знатным, перед воинским мундиром все склонялось, и перед воинской славой меркло все остальное..." ⁵²- справедливо отмечает мемуарист. Концепция Наполеона раскрывается в полной мере в наставлениях, предназначенных для военных школ Императорской Франции. В регламентах парижских коллежей, Сен-Сира и Пританея, преподавателям указывалось, что "во время занятий они должны делать все необходимое, чтобы направлять воспитанников к любви к добродетели, справедливости и Отечеству". Те же самые мысли мы находим не только в занятиях с будущими офицерами, но и во всех речах, которые руководство военных школ произносило по разным поводам. Во всех этих речах постоянно обыгрывается тема "чести": она представляется одним из самых главных качеств, свойственных воину, который является более, чем любой другой француз, благородным и знатным человеком (homme de qualite), социальным образцом. Добродетель состоит прежде всего в отваге, которая со спокойствием встречает опасность. Однако отвага - не врожденное качество. Если она встречается в определенных слоях общества, то это потому, что она является продуктом всего комплекса обучения в этих слоях общества, призванного создать существо высшего порядка. "Чтобы добиться этой твердости души, которую ничто не смущает", молодой человек должен постоянно бороться со своими страстями. Он должен избегать лжи, скрытности, пристрастия к деньгам и чрезмерного честолюбия. Для истинного храбреца не представляет сложности "пожертвовать во имя предмета своей веры добро и богатство, но он готов принести в жертву и самое ценное, что дала ему природа". "Настоящая честь - это не только величие отваги, которая заставляет нас идти навстречу всем опасностям, но это и строгость нравов, которая удерживает нас в нашем долге. Ее храм - твердая душа, ее святилище - чистая совесть, ее вера - следование добродетели"... "Настоящие честь и отвага - это не кровавая ярость, истинный гражданин погибает в бою во имя пользы Отечества, и его храбрость страшна только для врагов государства и монарха"⁵³.

Во всех этих речах понятие чести раскрывается таким, каким его видели певцы средневекового рыцарства - Шателлен, Филипп де Мезьер, де ла Марш - и таким, каким его описывали военные деятели XVI в. - Монлюк и Гез де Бальзак. Знаменитый голландский историк-медиевист начала XIX в. Иоган Хейзинга в своем шедевре исторической мысли "Осень Средневековья" так характеризует понимание средневекового рыцарского идеала: "...рыцарскому идеалу было присуще - и теоретически, и как некий стереотип - сознание того, что истинная аристократичность основывается только на добродетели и что по природе своей все люди равны"⁵⁴. Однако в обществе Старого Порядка воинская элита сформировалась еще в незапамятные времена. Она стала чисто наследственным институтом, и, признавая равенство всех людей перед Богом, средневековая знать и вельможи XVI-XVII вв. образуют замкнутую касту, почти непроницаемую для простолюдинов. Наполеон дает шанс вернуться к истокам и открывает возможность для всех без исключения тяжелыми ударами меча выковать свой дворянский герб. "Когда кто-нибудь испрашивал у Императора милость, будь то на приеме или на воинском смотру, он обязательно задавал вопрос просителю, был ли тот ранен? Он считал, что каждая рана - это часть дворянского герба. Он почитал и вознаграждал подобную знатность" ⁵⁵, - говорит Рапп. "Действительно благородным является тот, кто идет под огонь, - совершенно однозначно высказался Император в разговоре со своим адъютантом Гурго. - Я отдал бы мою дочь за солдата, но никогда - за администратора... Я могу любить только воинов"⁵⁶.