Армия Наполеона

Мысль о том, что «отечество коррумпировано», что республика продается с молотка, стала распространяться в войсках. На бивуаках говорили, что аристократы, возвратившиеся из эмиграции, готовятся уничтожить завоевания Революции, что им помогает аристократия богатства. Солдаты и офицеры, вернувшиеся после краткого отпуска, рассказывали, что в городах властвуют «мюскадены», что золотая молодежь избивает и убивает «патриотов» и особенно тех, кто носит военную форму. Приходилось собираться группами, чтобы отбиваться от нападений. На юге страны банды роялистов, к которым присоединились дезертиры и уклоняющиеся от военной службы, нападали на дилижансы, путников, изолированные фермы и деревни; убивали не только якобинцев, но и всех, кто носил трехцветную кокарду и, разумеется, униформу. Генерал Тьебо, в эту эпоху молодой офицер, рассказал в своих мемуарах, с какими опасностями было сопряжено его путешествие из Парижа в Итальянскую армию: «…Бастид был притоном сотни роялистов, составлявших одну из самых страшных банд этих краев… Разумеется, эти негодяи грабили и убивали всех тех, в ком они видели надежду на добычу, но самым главным для них была беспощадная война тем, кто служил Франции… Наша униформа была бы для нас смертным приговором»[83].

Алан Форест в своем фундаментальном исследовании «Дезертиры и уклоняющиеся в эпоху Революции и Империи» показал, сколь значительным был размах действий шаек роялистов на юге Франции, а также отразил ту особо важную роль, которую играли в них дезертиры, что придавало действиям этих банд ярко выраженный антиармейский характер[84].

Еще недавно рассматриваемые как «лучшие граждане», солдаты, и в особенности офицеры, превратились в отвергнутых, которым отказывали в самом элементарном. С горечью писал об этом сублейтенант французской армии в 1796 году: «Едва вы покидаете военный лагерь, чтобы отдохнуть на квартирах или, победив в одном месте, вы направляетесь в другой конец страны, то вместо уважения со стороны граждан вы испытываете только унижения и даже оскорбления. Можно все вытерпеть, но не публичное презрение. Нас помещают в самые плохие, самые отвратительные места. Можно ли давать право аристократам унижать нас?..»[85].

Директория не выполняла и материальных обещаний, данных войскам в эпоху якобинской диктатуры. Как известно, декрет от 6 июня 1793 года предполагал выплату значительной пенсии солдатам и офицерам, покинувшим службу из-за ранений, причем даже для младших чинов ее размеры были немалые. В войсках также был широко известен декрет о так называемом «миллиарде для ветеранов». Первоначальный его вариант, изданный 21 февраля 1793 года, гласил в своей V статье: «Национальный Конвент, желая добавить еще один знак внимательности к уже обещанным и дать почувствовать это, насколько возможно, семьям храбрых защитников Республики, провозглашает, что имущество эмигрантов в сумме до 400 миллионов будет передано для выплаты пенсий и наград для военных, их вдов и детей…»[86]. В скором времени имущество эмигрантов, которое должно было быть использовано для этой операции, было зафиксировано в сумме 1 миллиард франков. В действительности же закон остался на бумаге, и огромное количество ветеранов либо вообще не получили пенсий, либо получили ничтожные, нерегулярно выплачиваемые суммы.

Нищета, а порой даже голод, рваные мундиры и истертые эполеты, невыполненные обещания правительства и бюрократические проволочки, угрозы «мюскаденов» и презрение нуворишей – вот судьба солдата и офицера в эпоху Директории, причем последние обстоятельства действовали, быть может, сильнее, чем материальные лишения. Армия большей частью готова была переносить лишения и трудности, но никак не унижения.

Начиная с 1796 года солдаты и офицеры начинают воспринимать гражданское общество как противостоящую им силу. Гражданское общество – это пороки, грязь, эгоизм, трусость и лицемерие, их же социум – это самоотречение во имя общего блага, храбрость, честность, преданность дружбе и долгу. Наряду с презрительными кличками по отношению к гражданским в лексикон французских солдат прочно входит слово «аристократ». Разумеется, здесь не следует понимать это слово ни в своем непосредственном значении (как термин, обозначающий представителя высшего дворянства), ни даже в том смысле, в котором его употребляли в эпоху якобинской диктатуры – дворянин, контрреволюционер, пособник эмигрантов. Слово «аристократ» отныне употребляется военными для обозначения всех «плохих», вне зависимости от их происхождения и убеждений, всех тех, кто не исповедует моральных ценностей военной среды, ибо последняя является, по их мнению, истинным воплощением идеалов Революции, единственным прибежищем настоящих республиканцев.