Армия Наполеона

Обращает на себя внимание, наконец, то, что Директория была бессильна воздействовать на армию и к тому же не была способна понять (или делала вид, что не способна) истинные причины выступлений.

В римском выступлении, как в капле воды, отражаются все процессы, происходившие во французской армии в этот период. И если солдаты и офицеры готовы были выступить против коррумпированных чиновников и бесчестного генерала, то равным образом они были готовы пойти за тем полководцем, кто сумеет завоевать их любовь и доверие.

Таким генералом стал прежде всего Бонапарт. Ничто, впрочем, не наводит на мысль о том, что двадцатишестилетний генерал, прибывший к голодной и оборванной итальянской армии, имел твердое намерение сделать ее орудием своих политических замыслов. Однако блистательные победы, одержанные юным полководцем, и зародившаяся тогда на равнинах Италии преданность солдат и офицеров своему любимому военачальнику очень быстро заставили его задуматься о своем политическом будущем: «После Вандемьера и даже после Монтенотте, – пишет на Святой Елене Наполеон, – я еще не рассматривал себя как необычного человека, только после Лоди мне пришла в голову идея, что я могу стать решающим актером на нашей политической сцене. Тогда родилась первая искра великих мечтаний…»[92].

Бонапарт не только смог расположить к себе войска, получив возможность за счет контрибуций выплачивать половину жалованья в звонкой монете, но и создать своеобразный, отличный от других «дух итальянской армии». Суть его в преданности полководцу, смешанной с остатками пылких республиканских убеждений, нескрываемое противопоставление «чистой» армии и нечестивого мира вокруг нее.

Было бы неверно утверждать, что этот дух был творением только лично Бонапарта. Солдаты, и в особенности офицеры, сами подсознательно искали такого генерала. Они желали, чтобы явился кто-то, кто поведет их за собой, силой штыков поставит на место «аристократов», воров – военных чиновников, «мюскаденов» и т. д. Но не вызывает сомнения также, что молодой генерал умело распалил это чувство.

В качестве одного из орудий пропаганды он использовал прессу. 1 термидора V года (19 июня 1797 года) была основана газета «Курьер Итальянской армии, или французский патриот в Милане», редакция которой была поручена Жюльену, бывшему якобинцу и участнику «заговора равных» Бабефа. Успех этой газеты вызвал появление другой: «Франция глазами Итальянской армии» под редакцией Реньо де Сен-Жан д’Анжели, представлявшего умеренное по отношению к Жюльену крыло республиканцев. Раздаваемая бесплатно военнослужащим газета «Курьер Итальянской армии» информировала солдат и офицеров о том, что происходит во Франции, ориентируя их в желательном для Бонапарта направлении, но еще более она привязывала их к особе главнокомандующего.

Вот, что можно прочитать о молодом полководце в номере от 23 октября 1797 года: «Он летит как гром и поражает как молния. Он повсюду и видит все»[93]. Вторая газета прославляла республиканские нравы Бонапарта: «Если вы близко увидите его, то вы увидите простого человека, с удовольствием оставляющего свое величие со своей семьей; но его ум занят обычно какой-нибудь великой мыслью, которая часто прерывает его сон или трапезу. С благородной простотой он говорит своим близким: “Я видел королей у моих ног, я мог бы иметь 50 миллионов в моих сундуках, но я хочу другого. Я французский гражданин, я первый генерал Великой Нации и я знаю, что потомство воздаст мне справедливость”»[94].

Обращения Бонапарта к Итальянской армии, поистине блистательные образцы красноречия, также постоянно подчеркивают ту же мысль: армия отважна и добродетельна, полководец – воплощение ее лучших черт: чистый, справедливый, суровый к негодяям:

«Солдаты! В пятнадцать дней вы одержали шесть побед, взяли 21 знамя, 55 орудий, множество крепостей и завоевали самую богатую область Пьемонта. Вы захватили 15 тысяч пленных, уничтожили и вывели из строя 10 тысяч солдат… Вы выигрывали битвы без орудий, переходили реки без мостов, совершали форсированные марши без обуви, отдыхали без водки и часто без хлеба… Благодарное Отечество обязано вам своим процветанием. Дурные люди, которые смеялись над вашей нищетой и радовались в мыслях триумфам наших врагов, теперь в ужасе и трепещут…

Друзья! Я обещаю вам победу, но при условии, что вы не допустите грабежей, на которые вас толкают негодяи, подкупленные вашими врагами… Наделенный властью от нации, силой справедливости и закона я сумею заставить это малое число бессердечных трусов уважать законы гуманизма и чести, которые они попирают. Я не допущу, чтобы бандиты пачкали ваши лавры… Грабители будут беспощадно расстреляны»[95].