Армия Наполеона

В своей весьма интересной монографии «Наполеон и медицина» доктор Жан-Франсуа Лемер указывает на то, что с 1805 г. было запрещено выносить с поля боя раненых до конца сражения, и потому летучие амбулансы Ларрея не применялись в наполеоновскую эпоху. По всей видимости, Лемер принял за запрещение эвакуации раненых в ходе битвы знаменитый приказ императора накануне Аустерлица, в котором говорилось в частности: «…под предлогом увода раненых не расстраивать рядов…». Речь здесь идет о том, чтобы нерадивые солдаты не использовали ранение товарища как повод для ухода с поля сражения. Действительно, нередко двое, трое, а то и четверо солдат сопровождали раненого до амбуланса и не возвращались в строй до конца боя. Распоряжение императора предусматривало, что тяжелораненые должны были ожидать помощи на месте, а легкораненые – добираться до перевязочных пунктов сами. Что же касается летучих амбулансов, их деятельность ничуть не возбранялась.

Несмотря на императорский запрет, эвакуация раненых их товарищами повсеместно была распространена в ходе всех войн Империи, а в отношении деятельности летучих амбулансов, причем именно в битве при Аустерлице, наиболее осведомленный в данном вопросе человек, главный хирург гвардии Ларрей, писал, что все раненые «были прооперированны и перевязаны прямо на поле сражения, подобраны нашим летучим амбулансом и доставлены в центральный перевязочный пункт, который я разместил в бараках поблизости от мельницы. Скорость наших фургонов позволила одновременно подбирать и раненых линейных войск. Я лично с моим подвижным амбулансом следовал за движением Гвардии, однако мы останавливались повсюду, где наша помощь могла быть нужна»[1073].

Свидетельство Ларрея подтверждается и другими источниками. Вот, что пишет польский офицер на французской службе Грабовский о битве при Вахау в 1813 г.: «Примерно в тысяче шагах находился кирпичный завод, там главный хирург армии Ларрей расположил свой амбуланс… Фургоны привозили раненых со всех концов боевой линии и особенно из центра. К вечеру я видел у амбуланса целую кучу отрезанных рук и ног, наверно футов шесть в высоту и примерно столько же в ширину»[1074].

Несмотря на определенные достижения медицины в императорскую эпоху, общее состояние организации помощи больным и раненым оставалось, мягко говоря, не блестящим. В отсутствие асептики и антисептики все усилия военных хирургов по спасению раненых разбивались зачастую об опасность нагноения ран и газовой гангрены, легкие по современным понятиям ранения подчас становились смертельными. Единственным способом спасти воина, серьезно раненного в руку или ногу, Ларрей, например, видел лишь в ранней ампутации конечности. Именно поэтому, по мысли военного хирурга, полевые амбулансы должны быть максимально приближены к месту боя. «Лучший из всех методов, – пишет Ларрей, – предупредить задержки в оказании первой помощи наиболее тяжело раненым воинам – расположить амбулансы как можно ближе к боевой линии и организовать генеральный госпиталь, куда должны направляться все, раненные достаточно серьезным образом. Они должны быть прооперированны непосредственно главным хирургом или наиболее искусным хирургом под его наблюдением. Нужно начинать всегда с наиболее тяжелораненых, невзирая на чины и должности…»[1075].

Исходя из этих принципов, хирурги Великой Армии самоотверженно проводили одну за другой операции нередко под ядрами и почти всегда в самых кошмарных условиях. Вот как ярко описывает Перси работу амбуланса, устроенного в большом кирпичном здании почти что на поле битвы под Фридландом: «Подходы к зданию были завалены трупами тех несчастных, которые прибывали к амбулансу уже умирающими. В зале первого этажа рядом с дверью и за ней были навалены груды отрезанных конечностей. Везде текла кровь, и отовсюду доносились крики, стоны и вопли раненых, которых приносили отовсюду, уложенными на лестницы, на ружья, на жерди и т. п.[1076] Крики тех, кто просил, чтобы его прооперировали, крики тех, кого оперировали, призывы боли и отчаяния, картины ужаса, несчастья и страданий, которые являло собой это прибежище несчастных героев, не могли не волновать. Хотя уже шестнадцать лет я не вижу вокруг себя ничего другого, я не могу привыкнуть к этим душераздирающим сценам…»[1077].

А.-Л. Жироде. Портрет барона Ларрея в униформе эпохи Консульства. 1804 г. Париж, Лувр.