Армия США. Как все устроено

Эх, дружище Рик… Что же ты мне втираешь… Когда вы, американцы, отдавали вот просто так кому-то контроль за ситуацией? Сами, безвозмездно? Да быть такого не может. Еще скажи мне, что отдадим контроль, а сами уйдем. Это вообще будет сказка. Да и потом тридцать тысяч афганских солдат на службу набрали, так говоришь? Ты, дружище сержант, наверняка не был в Кабуле на Кислом рынке. Там, где рядами торгуют американской военной формой. Откуда она, спросишь ты? А я тебе расскажу. Получает молодой афганец весь комплект экипировки при поступлении в родную армию. Получает автомат. И adieu! Поминай как звали! Всю формягу, от тапочек до кальсон, дезертиры сдают на базар, на Кислый рынок, автомат забирают домой, кидают под койку, на всякий случай. Таким образом, мы наблюдаем круговорот солдат в природе. Их набирают, учат-одевают, кормят-вооружают, они бегут в горы, набирают следующих. И так далее. Чтоб посмотреть на этот круговорот, мы с Виталиком выезжаем в Кабул, в Центр боевой подготовки афганской армии. Американская сторона скрупулезно выполняет данные нам обязательства. Возят – показывают нам свою работу день и ночь. Вот сейчас мы приезжаем в учебку афганской армии. Ее еще чехословаки построили (я не знаю, кто из них точно) в 1964 году. Сначала распитие чая с командованием. Маленькие столики, вязкие конфеты-ириски, орешки, облепленные сахарной пудрой, и пиалки с еле окрашенной жидкостью. Налитые «с уважением», то есть не полностью, не до краев. Полные, как говорится, наливают тому, кого выпроваживают: мол, пей и скорее иди. Начальник Центра, бригадный генерал Аминуллах Уардак, поджарый скуластый афганец лет пятидесяти, рассказывает:

– Мы здесь и тактику с солдатами изучаем, и английский язык.

– А язык-то зачем?

– Общаться. С инструкторами. Они у нас из Франции, Германии, Англии, США.

– Долго учат?

– Четырнадцать недель. Это базовый тренинг. Потом тестируют всех. Кого дальше учат, кого служить отправляют. Вернее, на войну с террористами.

Допиваем чай. Сидим еще немного. Здесь, в Афгане, местные люди, если вы не близкие, никогда тебе не скажут: ну все, мол, встаем, поехали. Все плавно. Ты сам должен понять, что уже пора. Вот и мы понимаем. Благодарим и встаем. Едем. Вдоль гигантских залежей старой советской техники. Мне неуютно. Кажется, что вся она сломалась в бою или подбили ее, хотя я знаю, что это не так. Заезжаем на полигон.

Ворот нет, заборов тоже. Просто на песке и в горах все чаще нам встречаются кучки солдат. Они сидят в ряд, скрестив ноги, или собираются кучками, слушая инструкторов, выступающих перед ними стоя. Тут и там стоят темно-зеленые французские тентованные грузовики, виднеются целые поля сложенных бушлатов и ранцев.

Мы выходим из машин и приближаемся к одной из групп. Солдаты, стрелковый взвод, человек тридцать, уперев «калашниковы» прикладом в землю и встав на одно колено, прожигают нас колючими взглядами из-под своих обтянутых пятнистой тканью советских шлемов. Не очень-то они желают попадать в объектив нашей камеры, но протестовать не решаются. Все они одеты в старый камуфляж армии США времен Вьетнамской войны. Видать, склады древней формы в Штатах забиты, как, впрочем, и у нас дома, в России. Но им его, видите, теперь есть куда сдаивать – в Афганистан. Не безвозмездно, конечно.

Меня знакомят с командиром учебной бригады. Это Аминулла Моби. Полковник. Ему лет сорок пять. Смуглый – ну это понятно, он же афганец, высокий, нетолстый. Взгляд у Моби внимательный: в нем читается какая-то внутренняя сила, решительность. Видно, что этот человек привык мыслить, он опытен, многое умеет и многое знает. Он свободно говорит на английском, но с нами общается на нашем родном русском. Моби говорит, я записываю в блокнот.

– Мы здесь уже сорок пять батальонов подготовили, в этом Центре. А всего сорок девять батальонов набрали.

– А как готовите? Какая школа? Советская? Американская?

– У нас западные инструкторы. Они наблюдают, подсказывают. Процесс ведут наши сержанты, которых, естественно, всему научили заранее.

– А в чем смысл всего, что мы сейчас наблюдаем?

– Молодежь привезли. Их только переодели. Только начали с ними работать.

Афганские сержанты по одному вызывают бойцов из кучи. Объясняют им что-то коротко и хлопают по плечу. Солдаты в одиночку, выставив вперед автоматы, идут вперед. Потом на ходу нагибаются, бьют прикладом об землю, падают, переворачиваются и стреляют. Вернее, сами, тарахтя губами, громко изображают стрельбу автомата: «Та-та-та-та!!!» Идут пулеметчики. Тоже падают, перекатываются через спину-живот и, приложив руку ко рту, как в детстве, озвучивают стрельбу: «Бу-бу-бу-бу-бу!!!» Громко, чтоб слышал не только сержант, идущий по пятам, но и весь его взвод. Вот так школа… Я с недоумением оборачиваюсь к комбригу. Он успокаивает:

– Мы сначала просто учим их двигаться. Без патронов. Они занимают позиции, маневрируют. Через неделю они ведут огонь холостыми патронами. Потом уже выдаем боевые.

– Оружие используете наше, российское? Я вижу «АКСУ» (автомат Калашникова складной укороченный).